– Я струсил? – Надо ли говорить, что ее слова задели меня за живое?
– Ну да, он же выпустил тебя из тюрьмы и запретил со мной видеться. Вот ты и бросил меня. Попользовался, и до свидания. А ведь я ему могла рассказать о том, что у нас было, чтобы тебя наказать.
– Ну и не молчала бы!
– Не могла, – призналась Диана и посмотрела на меня глазами преданной собаки: – Его я ненавидела, а тебя любила.
– Я же спрашивал, спишь ты с ним или нет. Если бы ты сказала правду…
– То что?
– Я бы что-нибудь придумал.
– Не хотел ты думать, мстил мне, причем очень жестоко.
Диана смотрела на меня с той яростью, которая рождает ненависть. Что ж, я это заслужил. Она злилась на меня, но готова была мне все простить, лишь бы я снова был с ней.
Я не знал, что ей сказать. Попросить у нее прощения? Но ведь я гордый. Я всегда любил Диану, но характер держал меня за душу, не позволял ей раскрыться на всю ширину моих чувств. Поэтому я жил с Викой и потерял свое счастье.
Я потянулся к бутылке, взял рюмку, из которой пила Диана, наполнил ее и махом опрокинул в себя граммов пятьдесят. Этого мне показалось мало, и я повторил.
В комнате было накурено, поэтому я без всякого зазрения совести достал сигарету, щелкнул зажигалкой. Диана все это время молча смотрела на меня. Она не одобряла моего поведения, но выражала свое понимание. Диана считала, что я все-таки должен был извиниться перед ней. Мы оба это понимали.
– Видишь ли, жизнь она состоит из крутых поворотов, – сказал я. – Хорошо, если на полном ходу впишешься в них. Иногда может и занести, да так, что летишь и не знаешь, когда на землю спустишься. Не вписался я в тот поворот и лечу уже четыре года. Да и ты хороша! Вадим хитростью тебя взял. Сыграл на твоей женской струнке. А Рощин как своего добился?
– Сказал, что в тюрьме тебя сгноит, если я ему не дам. – Диана смотрела на меня пристально, не моргая. – Ты вышел на свободу и выбрал Вику, а я осталась наедине с Рощиным. Он мне жизни не давал, да еще и ты надо мной надругался. Ты хоть представляешь, как мне было больно?
– Почему ты не сказала, что с Рощиным была? – в замешательстве пробормотал я.
– А зачем? Чтобы ты меня за шлюху держал?
– А ведь я знал, видел, что ты с ним… По тебе понял. Если бы ты сказала, почему так вышло. Оказывается, ты меня спасала. Я же на пятнадцать лет мог сесть. Почему ты промолчала?
– Что бы это изменило? – осведомилась Диана и усмехнулась с каким-то потухшим ехидством.
– Я же знал, что ты с Рощиным. Муж в больнице, а ты с этим козлом. Значит, и сама коза. Я думал, ты продажная.
– Поэтому и отомстил мне? – Диана с тоской смотрела на меня.
– Я хотел, чтобы ты почувствовала то, что довелось пережить мне, – сказал я, опустил голову и вздохнул.
– Я до сих пор это чувствую. Потому и плыву по течению, как настоящее дерьмо. А рядом такие же герои. Это я про Вадима. Я никогда его не любила, но терпела… с удовольствием. Так будет и дальше. А ты иди. – Она вздохнула с сожалением человека, подписывающего признательные показания, а значит, и приговор себе. – Не нужен ты здесь. У тебя своя жизнь, у меня своя. У тебя Вика, у меня Вадим.
– Если я сунусь к тебе, то Вика возьмет грех на душу. Она говорила, что убьет и меня, и тебя.
Я вдруг вспомнил наш с Викой разговор в машине, когда она везла меня из тюрьмы к себе домой. А ведь это было еще до того, как я отомстил Диане. Фактически я тогда изменил Вике. А вдруг она узнала об этом?
– Это ты о чем? – насторожилась Диана.
– Да так, шутку одну вспомнил. А может, и не шутку.
Я не хотел развивать свою мысль, и тут в холле очень кстати прозвучал звонок. Кто-то пожаловал к Диане в гости. Кажется, я догадывался, что это за личность. Возможно, именно сейчас я и узнаю, шутила Вика или нет.
«С ума сходят поодиночке, а спиваются парами». Не знаю, так оно или нет, но именно это фраза пришла мне на ум, когда я увидел соседку Дианы. Это была худая, даже костлявая женщина с испитым, густо напудренным лицом. Рыжие волосы, короткая стрижка, морщинистый лоб, большие навыкате глаза. Когда-то она была симпатичной, но алкоголь сделал свое дело, и в тридцать с лишним лет эта женщина выглядела на все пятьдесят. А может, ей лишь двадцать с лишним?.. Как бы то ни было, смотрелась она, мягко говоря, неважно.
– Ух ты, у нас тут кавалеры! – Гостья кокетливо посмотрела на меня.
– Один кавалер, – уточнил я.
– Шура! – Она протянула руку, и мне пришлось пожать ее сухую ладонь.
Я уловил запах коньяка. Того самого, очень даже хорошего напитка, которым потчевала ее Вика.
– Иван.
– Думаю, я вам не помешаю! – Шура торжествующе потрясла рукой, в которой держала пакет.
Послышался бутылочный звон. Судя по взгляду этой особы, она ожидала от меня если не восторга, то чего-то в этом роде.
– А почему вы, Шура, так считаете? – настырно спросил я.
– Так вы же не Вадим. Диана у нас только с мужем может развлекаться по-настоящему.
Возможно, Шура хотела польстить Диане, но выглядела она при этом вполне серьезно, хотя ее взгляд кокетливо искрил. Вряд ли ей можно было верить. Ведь в жизни Дианы помимо меня и Вадима был и Рощин. А может, и еще кто-то. Я так понимал, что Шура пьянствовала с Дианой, пока Вадим лежал в больнице. Наша гостья должна была знать и о Рощине, и о ком-то другом.
Я заметил, как смотрела на меня Диана. Она радовалась тому, что соседка не опустила ее в грязь лицом, но в то же время ей, похоже, было все равно, узнаю ли я про нее. Меня не должно волновать, были в ее пьяном угаре посторонние мужчины или нет. Ведь она не ждала от меня прощения, не верила в наше общее будущее. Ее душу переполняли горечь и тоска.
– А вы, Шура, я так понимаю, живете где-то неподалеку?
– Да, совсем рядом живу. Может, лучше вы мне, Иван, про себя расскажете? – Она по-хозяйски устроилась на диване перед накрытым столом, достала из своего пакета бутылку водки. – Посидим, как говорится, рядком, поговорим ладком.
– А спиться не боитесь?
– Что? Нет, нисколько. А вы?
– Да, за Диану боюсь. Я так понимаю, компания у вас тут споенная. Любите посидеть, поговорить.
– Это что, допрос? – учуяла неладное Шура.
– Нет, скорее профилактическая беседа. Я председатель клуба анонимных алкоголиков.
– Даже так?
– Проблема у вас, Шура, причем очень большая. Алкоголь – яд, он пожирает нас изнутри, уничтожает клетки мозга. Человек тупеет, теряет ум, честь, совесть. Вас, надеюсь, это не касается, не так ли?
– Нет, с умом, честью и совестью у меня все в порядке, – заявила Шура и подозрительно посмотрела на меня.