Все с удовольствием разделили трапезу и заметно повеселели. За исключением Сидорчука, который сидел за общим столом, не поднимая головы, хмурясь и думая какую-то неприятную думу. Его настроение невольно передалось остальным, и завтрак закончился в полном молчании. Потом Чуднов и Егоров под разными предлогами постарались скорее покинуть помещение, а Ганичкин решил, что наступило самое время для откровенного разговора.
– Послушайте, Егор Тимофеевич! Ей-богу, не стоит искать во мне врага! – развязно начал он. – Понимаю, что душит вас классовая ненависть, но… Не стоит! Между прочим, скажу вам по секрету, я и сам не из дворян. Честное слово, никогда не пил кровь трудового народа. Это заблуждение! Я просто по мере сил старался охранять государственность – так, как я ее понимал. Сейчас все поменялось, ну так что же? Я сделал свой выбор. Теперь я помогаю новому государству. В частности, лично вам, Егор Тимофеевич. Я совершенно не враг вам. Враги где-то рядом, у вас за спиной, но вы предпочитаете их не замечать. Вам удобнее иметь врага под рукой, не так ли? Но это проигрышная позиция. В вас уже стреляли…
– И кто же это делал, интересно мне знать? – самым язвительным тоном спросил Сидорчук. – Уж не ваш ли друг-приятель?
– Отнюдь нет, Егор Тимофеевич, – спокойно ответил Ганичкин. – Не мой. Скорее ваш. Нет, не друг, конечно, но человек, который неплохо вас знает.
– Что за ерунду вы тут несете? – презрительно фыркнул Сидорчук.
– Я, Егор Тимофеевич, всю ночь размышлял над вчерашними событиями и пришел к кое-каким выводам, – сказал Ганичкин. – Однако чтобы их уточнить, мне необходима ваша помощь и, я бы сказал, доверие. Советую пока забыть про классовую ненависть и прочие высокие материи. Сейчас мы с вами деловые люди. Нам нужно выполнить сложное задание. Кто-то с самого начала пытается нам помешать. Так не будем же вредить друг другу! Давайте сотрудничать. Увидите, это окупится сторицей. Дело сразу же сдвинется с мертвой точки.
– Ну и что там у вас за выводы? – преодолевая неприязнь, спросил Сидорчук. – Выкладывайте!
– Я слышал, что вы собирались побеседовать с этим недотепой Балцетисом, – сказал Ганичкин. – Еще до того, как все случилось.
– Было дело, – неохотно сказал Сидорчук. – Черницкий упомянул, что Балцетис как раз поблизости от того дома проживает, вот я и решил поспрашивать. А у него, как на грех, зуб заболел. Драть он его нацелился. Мы пока в соседний город съездили. Здесь связи нет, а там телефон действует…
– Насчет меня звонили, Егор Тимофеевич? – с невинным видом спросил Ганичкин.
Сидорчук закашлялся, пряча глаза. Господин из бывших застал его врасплох.
Но выкручиваться и вилять Егор не стал, сказал с вызовом:
– Ну, допустим, что так! Я имею право знать о своих людях все.
– Нет, я нисколько не возражаю! – воскликнул Ганичкин. – Разумеется, разумеется! Только осмелюсь заметить, все это – пустая потеря времени. Отбросьте ваши предубеждения, Егор Тимофеевич, и увидите, как споро все у нас пойдет. Так вот, насчет Балцетиса. Значит, утром вы свиделись, но разговора не получилось.
– Не получилось, – подтвердил Сидорчук. – Договорились, что вечерком я к нему заскочу. А потом вот что вышло!..
– А в тот момент, когда с ним встретились, ничего особенного вы не заметили? – спросил Ганичкин. – Может быть, было что-то необычное, а? Вспомните, Егор Тимофеевич!
Сидорчук нахмурился, потер жесткую щетину, пробившуюся за ночь на подбородке, и ответил:
– Да как сказать-то? Пожалуй, заметил. Так, подумалось вроде…
– И что же вам такое подумалось, Егор Тимофеевич? – живо подхватил Ганичкин.
– Да вот показалось, будто где-то я его видел – Балцетиса, значит. Тряпка эта у него на физиономии была и борода еще, но все равно личность его будто откуда-то мне знакома. Вот об этом я и подумал.
– А вам не показалось, что Балцетис вас тоже узнал?
– Он? А вот дьявол его знает! – озадаченно сказал Сидорчук. – Вот сейчас-то я думаю, что и он как-то странно на меня смотрел. Да ведь русский мужик задним умом крепок. Может, и не было ничего. А вы почему спрашиваете?
– А потому, Егор Тимофеевич! – торжественно объявил Ганичкин. – Сдается мне, что Балцетис этот весьма неоднозначная фигура!
– Попроще как-нибудь можете растолковать? – сердито поинтересовался Сидорчук. – Не понимаю я этих ваших фигур!
– Вам показалось, что этот человек вам знаком, – принялся деловито рассуждать Ганичкин. – Полагаю, оно не примерещилось. Мы весьма редко начисто забываем тех, кого встречаем на жизненном пути. Полагаю, и Балцетис вас узнал. Отсюда внезапно заболевшие зубы, непонятное исчезновение к вечеру и как апофеоз – странное убийство. Это все звенья одной цепи, Егор Тимофеевич! Балцетис испугался встречи с вами. Он понял, что при близком контакте вы можете вспомнить, откуда его знаете, и решил скрыться, замести следы. Времени у него было в обрез. Кроме того, Балцетис был стеснен рядом обстоятельств и сделал то, что сразу пришло в голову. Он решил инсценировать собственную смерть с последующим исчезновением тела. Бывали вы когда-нибудь на представлении иллюзиониста? Взмах волшебной палочки, и прелестная дева исчезает из ящика!
– Мне не до представлений было, – буркнул Сидорчук. – Я от вашего брата-жандарма бегал. Потом вы от меня ноги уносили. А прелестная дева – это вообще не по нашей части.
Последние слова прозвучали у него с невольной печалью. Ему вдруг вспомнилась та женщина, с которой Постнов связал свою судьбу в этом проклятом городишке. Прекрасная, уже совершенно эфемерная тень, теплый взгляд, запах духов, ласковый голос. Грациозное, умиротворяющее воспоминание, привязавшееся к Сидорчуку на тоску и погибель.
Может быть, потому так вышло, что никогда в жизни у него ничего подобного не было. Он даже жениться, как это полагалось в их рабочей среде, не успел. Смолоду ушел с головой в подпольную работу. Да и не страдал он без женщин, не стоили они того. А вот эта особа привязалась, прилипла к памяти, и ничего не поделаешь. Эх, да что там! Главное, чтобы прощелыга этот ничего не заметил. Не должен он видеть в большевике даже малейшей слабости.
Ганичкин ничего не заметил, во всяком случае, очень удачно сделал такой вид, а потом весьма живо спросил:
– Ну и что скажете, Егор Тимофеевич? Похоже на правду?
– Что же вы такое наговариваете на боевого товарища? На чекиста? Не верю я в эти ваши выдумки! А кровь? А тело, которое волокли к реке?
– Вот именно, тело! – Ганичкин поднял указательный палец. – Тело было одно, готов поклясться! А пропали двое – сам Балцетис и его хозяйка. Ну, ясное дело, изображать, что он два тела тащил, было некогда, посчитал, что и так сойдет. Оно, может быть, и вышло бы, да только я не люблю обманываться и детали отмечаю со всей тщательностью. Одно тело было, Егор Тимофеевич! Хозяйку он убил и предал ее тело воде, позвольте так выразиться. Отсюда и кровь. Послушайте, сам я этого видеть не мог, но детали указывают на то, что мы имеем дело с инсценировкой, Егор Тимофеевич! Да, крови было много, но расположение пятен неестественное! Он специально все там перемазал, чтобы страху нагнать. Волосы рыжие на топоре тоже очень неестественно выглядят. Не лезвием топора они вырваны, а прилеплены уже позже, это несомненно. Вещи Балцетиса исчезли, а у старухи ничего не взяли. Странно, правда? Ну и сами посудите, для чего в таком случае убивать бабусю? Ежели как нежеланного свидетеля, то опять же глупо. Допустим, мне пришла бы в голову идея убить сотрудника ГПУ. Я подкараулил бы его в темном углу, без свидетелей, и мертвое тело таскать не стал бы. Не для чего!.. Коль это демонстративное злодеяние, так, наоборот, нужно, чтобы труп был доступен обозрению, не так ли?