– Были. И друзья были, и что хотите. А теперь вот раздружились. Баба ему стала дороже дружбы и пролетарской революции.
– Да, так бывает, – серьезно сказал Ганичкин. – Женщина – это веская причина. Любовь и голод правят миром, как говорится.
– Про любовь не знаю, но тому, кто забыл про свой долг, прощения не будет! Никакая дружба ему уже не поможет. Да ладно. Не ваша это забота. Видок у вас – краше в гроб кладут, если честно. Вы лучше мне расскажите, пока фельдшер наш не вернулся, как это той ночью на дороге к монастырю оказались? Ко мне шли, за Зубом или за Балцетисом следили? Бандиты вас захватили? Хотя нет, это вряд ли. Оружие-то при вас было. Значит…
– К вам пойти не получалось, – ответил Ганичкин. – Это все Зуб. Взял меня в свою банду почетным членом. Обещал и в Берлин забрать. Когда бриллианты найдем.
– Он что, тоже про бриллианты знает?!
– Преотлично знает! Так вы не поверите, оказывается, этот Зуб был здесь, когда белые город захватили. С ними он и пришел. Этот Зуб на самом деле дворянин. Бывший офицер, судя по всему. Древницкий Антон Кириллович. Полагаю, что он с самого начала каким-то образом узнал про бриллианты, дезертировал и осел в этом городе, образно говоря, ушел в бандитское подполье. К нелегальному положению ему не привыкать. В молодости он принимал участие в движении левых эсеров, и судьба нас с ним уже сталкивала. Я-то его, каюсь, подзабыл, а он меня запомнил. Потому и сейчас отметил.
– И что он знает про бриллианты? – загорелся Сидорчук.
– Не говорил, – помотал головой Ганичкин. – Обещал позже рассказать, если заслужу его доверие. Но вряд ли ему известно, где спрятаны бриллианты. Иначе он давно бы с ними отсюда убрался. Вот Балцетис мог что-то знать. Мы всей бандой за ним следили той ночью. Он отправился в монастырь вместе с каким-то здешним счетоводом. Да, Семыгин его фамилия. Илья Дмитриевич. Вот где живет, не скажу. Вели меня к нему ночью, закоулками.
– Ничего, найдем! – приободрился Сидорчук. – Если фамилия настоящая, то разыщем.
– Только поторопитесь, – сказал Ганичкин. – Как бы Зуб нас не опередил. Он наверняка захочет взять Балцетиса за глотку.
– Балцетис мертв, – сказал Егор Тимофеевич.
– Плохо дело. Тогда скорее ищите Семыгина. Уж ему-то Зуб точно не даст спуску. Какая жалость, что я оказался не у дел! Я попробовал бы найти место, где он живет. Впрочем, если вы раздобудете план города, то я попытаюсь хотя бы приблизительно…
– Мы разыщем его! – пообещал Сидорчук. – А где обосновался сам Зуб, вы не знаете?
– Нет, но подозреваю, что об этом может знать моя хозяйка Клавдия Феофановна. Она явно связана с бандитами. Квартира ее на Кожевенной, это, по сути дела, малина настоящая. Еще ресторан…
– Кстати, Пастухов арестовал хозяина ресторана и официанта, – вспомнил Сидорчук. – Но, видимо, придется их отпускать. Не сознаются, собаки!
– О! Эти наверняка должны что-то знать! – оживился Ганичкин. – Их нужно с извинениями отпустить и очень аккуратно проследить за дальнейшими действиями. Рано или поздно они приведут нас к Зубу.
– Нельзя нам поздно! – Сидорчук помрачнел. – Постнов настроен решительно и ждать до бесконечности не может. В самое ближайшее время он должен проявить себя. Боюсь, что кончится все это очень плохо. Убивать мы его не можем, и на поиски у нас нет времени.
– Тогда самый реальный шанс – это найти Семыгина, – сказал Ганичкин и вдруг, будто что-то вспомнив, добавил: – Да, вероятен вот какой интересный вариант! Зуб может решить, что мне слишком многое известно, и подослать своего человечка. Возможно, это лишь предположения, но основания под ними имеются.
– Мы об этом сразу подумали, – сказал Сидорчук. – Поэтому вас и охраняют.
– Одного человека недостаточно, – покачал головой Ганичкин. – Я еще очень слаб, но при необходимости… Одним словом, я был бы очень благодарен, если бы вы принесли сюда мой револьвер. Служить мишенью я не намерен.
– Я принесу вам револьвер, – твердо сказал Сидорчук. – Заодно и план города. Покажете, где это место. – Он пошел к выходу, но у порога обернулся, посмотрел прямо в глаза Ганичкину и смущенно сказал: – Вы простите, значит, что напраслину на вас возводил. Вижу, что вы человек правильный. Хоть и белая кость, а закваска надежная. Поправляйтесь скорее!
– А я ничего. – Алексей Петрович слабо улыбнулся. – Не то время теперь, чтобы обижаться. Живой, и на том судьбе спасибо. Так насчет револьверчика не позабудьте, ладно?..
Вычислить место жительства гражданина Семыгина не составило особого труда. Веснянск не был богат счетоводами, кроме того, оказалось, что Семыгин приходится дальним родственником одному из милиционеров Пастухова, Алексею Жихареву, молодому веснушчатому парню с широкой улыбкой. Со своим родственником он практически не общался, считал его чересчур заносчивым и нелюдимым, но адрес знал и дом согласился показать без уговоров.
Дело шло к вечеру. Сидорчук решил не поднимать шума и отправился к Семыгину пешком, в компании Чуднова и Жихарева. Егоров отвертелся от участия в операции, сославшись на то, что ему необходимо покопаться в моторе. Для верности Черницкий дал Сидорчуку в подмогу еще и Данилова.
По дороге Жихарев рассказывал то, что знал про своего необщительного родственника. Выяснилось, что Илья Дмитриевич Семыгин не женат, проживает в доме, который принадлежал прежде его родителям. У него был младший брат, погибший в Гражданскую, и сестра. Она давно, еще до революции, вышла замуж и переехала в Казань.
У Семыгина в Веснянске имеются и другие родственники – хотя бы тот же Жихарев, – но он ни с кем отношений не поддерживает, живет своей жизнью, работает в каком-то кооперативном обществе. В армии не служил по плоскостопию. В связях с контрреволюцией или бандитами до сих пор не был замечен. Жихареву не было известно, откуда Семыгин мог знать предателя Балцетиса. Одним словом, биография у кооператора была небогатая, можно сказать, заурядная.
Сидорчук не мог понять, как и почему тот оказался втянут в опасные игры с бриллиантами. Несмотря на эту незамысловатость, Егор Тимофеевич решил не переть напролом, а взять Семыгина хитростью. Жихарев должен был войти в дом к родственнику и выманить его наружу, а там уже он попадал в руки Сидорчука и его товарищей.
Наконец они оказались на месте. Командир группы увидел примерно ту же картину, что и Ганичкин несколько дней назад: кривой переулок, заросший бузиной и рябиной, высокий деревянный забор и дом с мезонином, в окне которого теплился робкий огонек.
Надвигались сумерки. Над переулком, над широкими лопухами плыли испарения от земли, нагревшейся за день. Под заборами затевали свои песни сверчки. Закат догорал за лесом, и небо будто подернулось пеплом.
Чекисты дважды обошли дом Семыгина, но ничего подозрительного не обнаружили. Сидорчук очень надеялся, что Зуб не успел добраться до кооператора, потому что это очень осложнило бы дело. Но никаких сведений о том, что Семыгин пропал или же с ним приключилось еще что-то неприятное, у них не имелось. Да и мирный огонек в окне свидетельствовал о том, что с хозяином все в порядке.