— Вы ходатай по делам, сударь? — сказала величавая дочь Негреплисов, измеряя взглядом Пти-Кло.
— Увы, графиня. (Никогда в жизни сыну портного из Умо не доводилось произносить такого титула: он едва его выговорил.) Но, — продолжал он, — от вас, графиня, зависит поставить меня должным образом в прокуратуре. Господин Мило, как говорят, переводится в Невер...
— Но разве не требуется быть прежде младшим, а потом старшим товарищем прокурора? — возразила графиня. — Я желала бы видеть вас сразу старшим помощником прокурора... Однако ж, прежде чем заняться вами и исходатайствовать для вас такую милость, я желала бы убедиться в вашей преданности законной династии, религии и особенно господину де Виллелю.
— О сударыня, — сказал Пти-Кло, склоняясь к самому уху графини. — я предан королю душой и телом.
— Вот это нам и нужно в настоящее время, — отвечала она, откинувшись назад и тем самым давая понять, что не желает, чтобы ей нашептывали что-нибудь на ухо. — Ежели вы и впредь будете угодны госпоже де Сенонш, рассчитывайте на меня, — прибавила она, заключая свои слова царственным движением руки, державшей веер.
— Сударыня, — сказал Пти-Кло, заметив Куэнте, показавшегося в дверях будуара, — Люсьен приехал.
— Ну, и что же, сударь?.. — отвечала ему графиня таким тоном, что всякое подобие ответа застряло бы в горле человека обыкновенного.
— Графиня, вы не изволили меня понять, — продолжал Пти-Кло, пользуясь самыми почтительными выражениями вежливости, — я желал лишь представить доказательство своей преданности вашей особе. Не соизволите ли указать, графиня, как подобает встретить в Ангулеме человека, которому вы создали имя? Выбора нет: он должен быть или опозорен, или прославлен.
Луиза де Негрпелис не задумывалась над этим вопросом, в разрешении которого она, очевидно, была заинтересована если не ради настоящего, то ради прошлого. А между тем в зависимости от чувств, которые теперь она питала к Люсьену, стоял успех замысла, взлелеянного стряпчим насчет ареста Сешара.
— Господин Пти-Кло, — сказала она, принимая высокомерную и величавую позу, — вы желаете служить правительству? Знайте же основное его правило: никогда не признавать за собой ошибок; а женщинам еще в большей степени, нежели правительствам, присущ инстинкт власти и чувство собственного достоинства.
— Я именно так и думал, сударыня, — отвечал он с живостью, наблюдая внимательно, хотя и не явно, за графиней. — Люсьен воротился буквально нищим. Но ежели потребуется оказать ему почести, я могу благодаря именно этим почестям принудить его покинуть Ангулем, где его сестра и зять подвергаются сейчас жестоким преследованиям по суду...
Надменное лицо Луизы де Негрпелис выдало затаенное удовольствие. Пораженная догадливостью стряпчего, она взглянула на него поверх веера, и, так как в комнату входила Франсуаза де Ляэ, у нее нашлось время, чтобы обдумать ответ.
— Сударь, — сказала она с многозначительной улыбкой, — вы скоро будете прокурором...
Не значило ли это сказать все, не роняя своего достоинства?
— О сударыня! — вскричала Франсуаза, подходя к супруге префекта, чтобы поблагодарить ее. — Вам я буду обязана счастьем моей жизни. — И с чисто девичьей непосредственностью, наклонившись к своей покровительнице, она шепнула: — Быть женой провинциального стряпчего — значит сгорать на медленном огне...
Если Зефирина прибегла к помощи Луизы, то натолкнул ее на это Франсис, не лишенный некоторого знания чиновного мира.
— В первые дни пришествия к власти, будь то префектура, трон или промышленное предприятие, — сказал бывший генеральный консул своей подруге, — люди воодушевлены желанием оказывать услуги; но коль скоро они познают неудобства покровительства, они охладевают. Сейчас Луиза сделает для Пти-Кло то, чего месяца через три не сделает и для вашего мужа.
— А вы подумали, графиня, — говорил между тем Пти-Кло, — к чему обязывает чествование нашего поэта? Вам придется, графиня, принимать Люсьена целых десять дней, покуда не остынет наше рвение.
Супруга префекта наклонением головы отпустила Пти-Кло и встала, чтобы побеседовать с г-жой де Пимантель, появившейся в дверях будуара. Маркиза только что не без удивления выслушала новость о возведении старика Негрпелиса в пэры Франции и теперь сочла нужным оказать внимание женщине, которая так искусно воспользовалась своими грехами, чтобы повысить свою влиятельность.
— Скажите, дорогая, что побудило вас ходатайствовать о назначении вашего отца в верхнюю палату? — сказала маркиза, беседуя на темы, не подлежащие огласке, со своей дорогой Луизой, перед превосходством которой она преклоняла колени.
— Дорогая, мне охотно оказали эту милость, тем более что у моего отца нет сыновей, а сам он до гроба останется верен короне; но ежели у меня будут сыновья, то старший, я решительно в том уверена, унаследует от деда титул, герб и звание пэра...
Госпожа де Пимантель с огорчением увидела, что ей не доведется возвести г-на де Пимантеля в пэры с помощью матери, честолюбие которой простиралось на детей, еще не родившихся.
— Префекторша в моих руках, — сказал Пти-Кло Куэнте, когда они вышли, — и я вам обещаю желанный для вас товарищеский договор... Через месяц я буду старшим помощником прокурора, а вы станете хозяином Сешара. Постарайтесь теперь же подыскать преемника для моей конторы; за какие-нибудь пять месяцев она стала первой в Ангулеме...
— Дай только вам карты в руки... — сказал Куэнте, почти завидуя своему ставленнику.
Теперь всякий может понять, в чем была причина успеха Люсьена на родине. По примеру французского короля, который не мстил за герцога Орлеанского, Луиза предпочла забыть обиды, нанесенные в Париже г-же де Баржетон. Она пожелала покровительствовать Люсьену, уничтожить его своим покровительством и потом просто-напросто избавиться от него. Будучи благодаря сплетням осведомлен о всех парижских интригах, Пти-Кло правильно рассчитывал на живучую ненависть женщины к человеку, который не догадался полюбить ее, когда ей это было угодно.
На другой день после восторженной встречи, оправдавшей прошлое Луизы де Негрпелис, Пти-Кло, желая совершенно вскружить голову Люсьену и прибрать его к рукам, явился к г-же Сешар, сопутствуемый шестью молодыми людьми, бывшими товарищами Люсьена по ангулемскому коллежу.
От имени воспитанников коллежа депутация приглашала автора «Маргариток» и «Лучника Карла IX» присутствовать на торжественном обеде, который они давали в честь великого человека, вышедшего из их рядов.
— Неужто это твоя мысль, Пти-Кло? — вскричал Люсьен.
— Твое возвращение на родину, — сказал Пти-Кло, — подстрекнуло наше самолюбие, затронуло в нас чувство чести, мы сложились и готовим тебе великолепный обед. Наш директор и преподаватели будут на обеде, надо полагать, явятся и власть имущие.
— И когда же состоится этот торжественный обед? — спросил Люсьен.
— В будущее воскресенье.