— Чтооо? Ну-ка повтори!
— И повторю! Козел!
Барин задумчиво посмотрел на геологов, непроизвольно сдвинувшихся перед Алей, задержал взгляд на Лизе.
— Бабы, — буркнул он. — Истерички.
Распихав геологов, он вышел. Аля продолжала тихо плакать, с досадой смахивая слезы.
— Тише, — проговорил Тимур. — Может, все еще обойдется. Может, это кто-то другой.
— А кто тогда? — с напором спросила она.
Тимур мрачно пожал плечами, не зная, что ответить на невысказанную мысль. Кто бы ни был убийцей — будет невыносимо смириться с мыслью, что человек, с которым вместе укрывались от бурана и сидели за одним столом, с которым делили чай и тушенку, — кровавый маньяк. С горькой иронией Тимур подумал, что всем было бы легче, если убийцей оказался он сам — или Колян. На худой конец есть еще Анна. Приезжие, незнакомцы, не связанные с городом тонкой, но прочной паутиной. Они здесь в Черноводске все свои. Тимур мысленно пробежался по сводкам, приведшим его в этот город, и понял то, чего не замечал раньше: все, кого сажали за очередную серию, успевали прожить в Черноводске не больше полугода. Чужаки расплачивались за ритуальные убийства, и город жил дальше.
Тимур понимал: еще немного, и кто-нибудь сообразит, что он прекрасно подходит на эту роль.
Буран сносило прочь от Черноводска, но он продолжал просить, и добрая сытая птица отвечала ему. Иссякающий тайфун вновь и вновь вспухал чудовищным нарывом и рушился на город, и Петр мог длить это бесконечно. Буран будет вечен, и рассвет никогда не наступит, лишь бы у Поморника было вдоволь пищи. Ему не нужно останавливаться. Дети Поморника оставили его, — так пусть примут проклятие своего последнего шамана.
Серебристый металл холоднее льда, холоднее человеческого сердца. Боль начинается под ногтями и тянется дальше, опутывая руку жгучими льдистыми нитями, пронзая раскаленными иглами живое мясо. Как будто Петр лепил снежки на морозе, один за другим, позабыв о варежках, а потом согрел их у горячего костра. Невыносимая, раздирающая разум боль.
Он бьется на песке, как тюлень, выброшенный волной на берег. Мир заполняется тенями, и Петр знает, что демоны Нижнего мира нетерпеливо тянут к нему когтистые лапы, и вонючая слюна капает с их желтых клыков. Ледяные иглы подбираются к сердцу, впиваются в живот, разрастаются под черепом, как колючие лучи снежинок.
Но он не отпустит тайфун, он не умолкнет, не перестанет просить Поморника. Он не разожмет руки. Буран будет вечен. Рассвет никогда не наступит. Так решил он, последний из тех, кто говорит с чайками.
…И посиделки наедине с девочкой могут быстрее натолкнуть на замечательную мысль сделать из Тимура козла отпущения. Обнаружив на кухне одну Лизу, он хотел было ретироваться, но она уже заметила его. На измученном детском лице последовательно промелькнули испуг, смущение и радость.
— Как вы думаете, на меня ругаться не будут? — спросила она, показывая какой-то темный квадратик. Тимур подсел к столу. Перед Лизой лежала уже ополовиненная плитка шоколада — он приподнял, чтобы посмотреть на обертку — лиловую в тонкую белую полоску. «Особый».
— Тебе нравится соленый шоколад? — улыбнулся он.
Лиза с энтузиазмом кивнула и отправила в рот еще один кусочек.
— Я сама в кладовке взяла, — немного смущенно сказала она, — очень есть хочется, а разрешения спросить было не у кого. Хотите?
— А куда все подевались? — спросил Тимур и взял дольку. Хорошенькое дело, подумал он, пять трупов за ночь, а маленькая девочка сидит на кухне одна.
— Папа лежит и молчит, — принялась тщательно перечислять Лиза. — Шмель лежит в комнате, где спал Вячеслав Иванович, и скулит, я его погладила, но он все равно скулит… — на глазах девочки проступили слезы, и она остановилась, чтобы сдержать плач. — И он описался там, я хотела вывести его погулять…
— Не вздумай! — рявкнул Тимур, и Лиза быстро закивала.
— Я испугалась на улицу идти, — слезы все еще текли из глаз, и голос был виноватый. Она судорожно вздохнула и продолжала чуть спокойнее: — Леша, Тофик, Аля и Нина сидят в комнате, курят и рассказывают друг другу, что хотят выпить, но Нине, по-моему, уже надоело и скучно. Стюардесса в душе.
Тоже умно, отметил про себя Тимур. То ли искренне верит, что убийца — психиатр, то ли совсем уже одурела от ломки, и даже призрачная возможность облегчить боль стала сильнее инстинкта самосохранения.
— Барин что-то ищет в своей комнате и страшно ругается, — добросовестно продолжала Лиза. — Врач связанный лежит, вы знаете… А Колян сидит в кладовке и плачет.
— Что? — опешил Тимур.
— Сидит в кладовке и плачет. Отсюда не слышно, — добавила она, правильно истолковав его взгляд, брошенный на дверцу, ведущую на склад. — Я когда шоколадку искала, он сказал «кто здесь», и «не троньте меня, изыдите», и я… ну, спряталась…
Лиза слегка покраснела, не зная, как объяснить, что боялась огрести за то, что таскает с чужих полок шоколад, и поэтому свет не включала, кралась на цыпочках и, услышав человека, вовсе перестала дышать, чтоб не попасться.
— А еще он бормотал что-то такое… про небеса и царствие…
— «Отче наш?»
— Наверное. Он мертвеца очень испугался, — объяснила Лиза и виновато отвела глаза.
Тимур чуть не рассмеялся. Все так дружно приняли версию о массовой галлюцинации и поспешили выкинуть любые мысли о ходячем мертвеце из головы, — и только у несчастного бандита хватило воображения, чтобы принять реальность. Правда, на этом его запас прочности и кончился. Тимур отстраненно прикинул — как бы поступил он? Да, пожалуй, тоже предпочел бы забыть, как и остальные, и сделать вид, что ничего не было.
Если бы не догадка, что он нашел артефакт покруче медузы. А Заказчик пусть наймет себе гипнотизера, со свирепым весельем подумал он. Впрочем, медуза воробью не мешает…
— Как, по-вашему, я сумасшедшая? — спросила вдруг Лиза.
— Нет, — твердо ответил Тимур. — Совершенно точно — нет.
— И вы не будете думать, что я свихнулась, если я вам кое-что скажу? Не скажете, что я ненормальная и все придумала?
Тимур покачал головой. Еще несколько секунд Лиза собиралась с духом — и, в конце концов, начала рассказывать, о том, что случилось в комнате, где лежало тело Натальи. Только о воробушке не сказала ни слова — казалось, что уж это она точно выдумала.
— Вот так, — закончила она. — Так и было, честное слово. Вы мне верите? И там, в туалете… вы видели ведь. Я думала, он сможет сказать, кто его убил. Мне очень надо… — ее голос снова задрожал. — Вы мне верите?
— Верю, — ответил Тимур и вздохнул. Несколько секунд он смотрел в разноцветные глаза девочки, боясь спугнуть хрупкое взаимопонимание. — Покажи мне, пожалуйста, свой кулончик, — попросил он. — У тебя ведь есть такой серебристый кулон, правда?