— Они скоро придут, наверное, так что слушайте быстро и пожалуйста, не спорьте, — скороговоркой прошептала она, терзая ножом прочный капрон. Тимур шевельнулся, натягивая веревки — резать сразу стало легче. — Вам надо убежать, потому что Барин… В общем, вам надо убежать. Вы спрячетесь, а я в это время…
— Куда ж я убегу, Лиза? — заговорил, наконец, Тимур. Он уже сумел освободить одну руку и, отобрав у Лизы нож, принялся сам резать веревки. — В такой буран я далеко не уйду.
— Вы не понимаете, — горячо проговорила Лиза. — Я принесла вам свечки, и спички, и еще печенье и шоколадку, — она быстро вытаскивала припасы из карманов и бросала на кровать. — В темнушке у входа валяется такая маленькая лопатка, возьмите ее с собой. И еще тулуп, чтоб подстелить. Вы быстро пробежите вдоль дома на ту сторону, вдоль самой стены, где нет снега. Из этих дурацких окон все равно никто ничего не увидит. А там — выроете пещеру.
Тимур, не удержавшись, рассмеялся.
— Вы не понимаете, — с отчаянной досадой повторила Лиза. — Взрослые вообще не понимают, они забыли, а вы вообще не знаете. Снег сейчас очень рыхлый, вы сможете сделать это быстро, до того, как вас бросятся искать. Если вы зажжете внутри свечки — там станет тепло. Только ройте ближе к земле, чтобы не пробивался свет. Вас никто не сможет засечь. Нас однажды так родители полночи искали, пока нам не надоело и мы сами не пришли — они бегали вокруг нашей пещеры и ничего не видели, понимаете?
Тимур пожал плечами. Он не считал, что в пещере, вырытой в сугробе, можно высидеть хотя бы пару часов, но девочка говорила так убежденно, что он готов был поверить. В конце концов, он ни разу не рыл пещеры в сугробах, а у местных детей это, похоже, любимое зимнее развлечение. Альтернатива же…
— Лиза, если я сбегу, они воспримут это как доказательство вины, понимаешь? А так у меня есть шанс объяснить.
Лиза серьезно кивнула.
— Но вы не сможете ничего объяснить Барину, — сказала она. — Он не станет слушать, потому что очень боится. И того, что здесь, и еще, что друзья Коляна приедут и его убьют. Он там сидит и уговаривает себя, и скоро уговорит. Я не хочу, чтобы он вам… — она покраснела, не в силах повторить угрозы Барина — одновременно страшные и стыдные. — Он хочет с вами очень плохое сделать, — выдавила она.
— Хорошо, предположим, я сбегу… — Тимур нахмурился, размышляя. Если девочка права насчет пещер — пожалуй, удастся пересидеть до конца бурана. Но что потом? Дойти до города… Выбраться из Черноводска можно только самолетом — он тут же попадется. Сдаться ментам и попытаться доказать свое алиби? Да будет ли оно? К тому времени, как тела попадут к экспертам, время смерти уже можно будет определить в лучшем случае с точностью до часа, а на деле — еще более расплывчато. А на часы никто не смотрит, бродят, как зомби, никто ничего толком не вспомнит… Последний случай вообще как на заказ — черти его потащили выгуливать пса, надул бы лужу на пол, ничего страшного… Да и будет ли интересовать здешних следователей такая мелочь, как алиби, когда под рукой есть отличный козел отпущения?
— Вы не дослушали, — прервала Лиза поток мыслей. — Когда вы сбежите, я заставлю Барина, и папу, и всех остальных пойти в комнату, где лежат мертвецы.
Она замолчала. Кожа на скулах побелела и натянулась так, что блестела. Под глазами залегли черные круги. Губы сжались в ниточку — никакая сила не заставит их расслабиться и растянуться в улыбке. Тимур вдруг понял, что задумала Лиза — и насколько тяжело ей далось это решение.
— Этого нельзя делать, — сказал он.
— Да, я знаю, — бесцветным голосом проговорила Лиза, — они могут сойти с ума и все такое. И Вячеслава Ивановича очень жалко… но я могу вернуть душу Наталье, пусть она скажет. Ее мне не жалко.
— А тех, кто это увидит? Ты забыла, что случилось с Коляном?
— Мне не жалко, — повторила Лиза. Ее глаза сухо блестели, как у сумасшедшей. — Мне надо, чтобы папа узнал, понимаете? Что он узнал, что это не я. Чтобы он ненавидел убийцу, а не меня, — она на секунду молчала, и ее лицо еще больше стало похоже на обтянутый кожей череп. — Я все, что угодно, сделаю. Хоть бы и вас ненавидел, мне все равно. Пусть они узнают, кто это был на самом деле.
— Так нельзя поступать с людьми, понимаешь? Тем более со своим отцом. Он ведь тоже может не выдержать.
Тимуру вдруг стало стыдно. Строит из себя гуманиста, а на деле — просто боится, что в итоге весь город узнает о предмете, воскрешающем мертвых. Прекрасная перспектива. Но Лизе об этом лучше не знать. Пусть думает, что он заботится о душевном здоровье ее драгоценного папы.
— Вы не понимаете, — в который раз повторила Лиза. — Барин нашел в темнушке паяльник, — тускло проговорила она, и к горлу Тимура подкатила мгновенная тошнота. К черту. Что делать дальше — он разберется потом.
— Давай сюда свои припасы, — сказал он. — Я просто уйду, понятно? А ты делай вид, что ничего не знаешь, и ни в коем случае не пользуйся предметом. Ни в коем случае, понятно? Забудь про него. — Лиза неопределенно качнула головой. Он предпочел думать, что это согласие. — И вот еще что, — добавил Тимур. — Если тебя что-то напугает. Кто-то напугает. Покажется странным… Разбей окно и ори, понятно? Дотянешься?
— Да.
— Бей кулаком изо всех сил. Ты порежешься, но это чепуха. И ори как можно громче. Обязательно ори. Я услышу. Кто-нибудь услышит.
Если у убийцы медуза, его умные советы можно спустить в унитаз. Если маньяк — наследник Потрошителя, то девочка будет стоять, как покорная кукла, пока вокруг ее шеи будут затягивать удавку. Если…
— И еще, — спохватился он. — Тебе не надо прятать глаза. Перестань носить воробья на шее, припрячь где-нибудь — и они станут, как раньше.
— Вы лучше идите, пока никто не вышел в коридор, — хмуро сказала Лиза.
* * *
Петр лежал на берегу моря. К ногам с шипением подбиралась серая пена, песок колол щеку. Пахло рыбой, водорослями… свежим мясом. Над головой надрывались чайки, и он подтянул ноги, обхватил себя руками, пытаясь прикрыть нутро. Чайки хотели есть.
Острые птичьи когти оцарапали плечо, сильные крылья забили по щекам. Он попытался отмахнуться, — руки не двигались. Холод серебристого металла изглодал пальцы, объел мясо с костей, искривил гримасой онемевшее лицо. Серое небо наливалось багровым, коричневело, как крыло поморника. Это шел с моря рассвет. Петр хотел прикрыть лицо, чтобы солнце не заглянуло в него, чтобы предки не увидели из Верхнего мира, как он лежит на полу грязной кухни, пуская слюни и вращая глазами. Но тело не слушалось. Не спрятаться, не уйти.
Последним усилием Петр сжал пальцы на ледяной фигурке. Поморник обрушил тяжелый клюв на висок, и воронка тайфуна в голове взорвалась дымными клочьями. Петр еще пытался тянуть руки, пытался собрать буран заново, но мир неумолимо затягивало багровой пеленой.