— Пятьсот крон, — сказал Вик.
— Что?! — Девушка вытаращилась на Ларсена огромными, очень красивыми глазищами.
— Смотрите на дорогу! — рявкнул Ларсен. — Мы уже почти приехали, и я не хочу разбиться в вашей коробочке, по недоразумению называющейся автомобилем! Мы доедем, и я заплачу вам за это пятьсот крон — столько, сколько вы потребовали. И все! Мы не будем страстно целоваться под дождем, я не сорву с вас трусики, не войду в вас брутально и непобедимо. Ничего такого не будет! Я просто пассажир, а вы просто водитель. Я заплачу вам, и, надеюсь, вы не увидите меня больше никогда.
Катрин плавно нажала на тормоза и выехала на обочину, которая, слава богу, как-то нарисовалась в приближении к городу.
— Как тебя зовут? — хрипло спросила она.
— Олаф. Или Уве. Какая тебе разница?
— Ты живешь в Осло?
— Надеюсь, что нет. Время покажет.
— Куда ты едешь?
— Без разницы. Ты высадишь меня, и я пойду туда, куда мне нужно.
— Почему у тебя разноцветные глаза?
— Высади меня прямо сейчас! — Виктор полез за бумажником, достал пятьсот крон и протянул их девушке.
— Виктор, не нервничай! — Катрин слегка улыбнулась. — Я не от Хаарберга. Эрви позвонил нашим прежде, чем добрался до дома, и меня выслали, чтобы я перехватила тебя. Видишь ли, машины ночью в Норвегии так просто не останавливаются. Здесь не Турция и не Оклахома.
— Высади меня! — повторил Виктор.
— Деньги оставь себе, они тебе еще пригодятся. — Катрин повернула руль, нажала на газ и довольно резко выехала на дорогу. — Я отвезу тебя куда надо. А насчет трусиков… Нет, не будем об этом. Я уродина, негритоска. А ты красавчик. Зачем мечтать о несбыточном?
— Ты очень красивая… — пробормотал Вик, хотя собирался сказать совсем другое. — Будь обстоятельства другими… Ты, вообще, знаешь, что сегодня произошло?
— Убили Руди Фоссена. И завтра, вернее уже сегодня, начнется нехилая война. Эйзентрегер не просто убийца, он оружие массового уничтожения. Он оставляет за собой выжженную землю. И тебя он не убил вовсе не из-за приступа гуманизма. Ему нужен не только шелкопряд. Ему нужен ты. И в этом твое счастье или твоя беда. Наци не хотят убивать тебя. Ты нужен им живым.
Они ехали еще минут пятнадцать, никто не произносил ни слова. Не играла музыка, только громко ворчали шины, вышвыривая в стороны фонтаны грязной воды.
— Я не верю тебе, — наконец промолвил Ларсен. — У тебя нет ни малейших доказательств, что ты работаешь на наших, а не на Лотара.
— И какие доказательства тебе нужны?
— Никакие. Высади меня. Иначе я вынесу дверцу этой игрушечной коробушки парой ударов, при этом перекособочится вся машина, и тебе придется покупать другой велосипед.
Катрин зло топнула по педали тормоза и вырулила к бордюру, едва не воткнувшись в столб. Они уже приехали в Осло и были недалеко от центрального вокзала.
— Выметайся, — сказала она. — Иди туда, куда тебе надо.
Виктор открыл дверь и нырнул под дождь.
Он долго, больше часа, слонялся по причудливым улочкам города и никак не мог найти то место, которое было обозначено в блокноте Фоссена. Вик не слишком хорошо знал Осло. Улица Апотекергата, дом такой-то, квартира такая-то. Три раза он спрашивал путь — два раза при этом его безуспешно пытались ограбить какие-то обдолбаные фрики, Виктор даже не стал их уродовать, только лишь кинул в лужи. А в третий раз вдруг подвернулось счастье — старушка, с виду совершенно сумасшедшая, выгуливающая пуделя ночью под проливным дождем, дала ему карту и нарисовала на ней карандашом точный путь.
Через десять минут Виктор был на месте и звонил в домофон.
Дверь открыла Катрин.
— Ну наконец-то, чертов бродяга, — сказала она. — Я уже собиралась ехать искать тебя. Проходи, будь как дома.
Норвегия. 2002 год
Прошло четыре долгих года.
Все это время Ларсен скитался по Норвегии.
Когда-то, четыре года назад, так давно, что уже и не вспомнить, все началось замечательно. Катрин захлопнула за ним дверь и сразу поцеловала его — припала к нему, как источнику, и пила его взахлеб, пока у Вика не кончилось дыхание. В огромной квартире, заполненной десятками встревоженных викингов, поставленных на мечи, в большинстве своем знакомых Виктору, нашлась маленькая комнатушка для Вика и Катри. Этого было достаточно. Они промяли новый матрас до самого пола. На следующий день Катри призналась, что влюбилась в Виктора с первого взгляда, сразу, насмерть. Действительно — насмерть. Через два дня Катрин убили — не стрелой, по старой северной традиции, а пулей в затылок. В тот день убили многих — чистильщик Эйзентрегер выжигал территорию как напалмом. Но до Виктора он не смог добраться. Не успел и не сумел.
Это была война, которой не заметил никто. В морги Осло привезли двенадцать трупов. Всего дюжину. Воюй Лотар на территории России, трупов были бы сотни. Но сейчас он действовал в Норвегии и не мог позволить себе лишнего. С двенадцатого века, после окончания эпохи викингов, Норвегия была одной из самых тихих стран мира. Здесь не запирали дверей, не воровали и били друг другу морды реже, чем, к примеру, в соседней Германии. И почти не убивали. Пассионарный запал Норвегии истощился, весь ушел на заморские войны, на освоение Изеланда, ныне Исландии, Грюнланда, ныне Гренландии, и Винланда, ныне островов Северной Америки. Норвежцы, норманны, в эпоху викингов считавшие себя самыми сильными и яростными, солью скандинавских земель, по-хозяйски ступавшие по Англии и Ирландии, упали на колени и сдались на милость победителю, лишившись крови. Племена свеев, нынешних шведов, отрезали у норманнов половину владений и убили последних норвежских конунгов. Даны, нынешние датчане, отняли у норвежцев право не только на государство, но и на язык, навязав взамен язык датский, официальный букмол. Старый норвежский язык нынче именовался исландским. И до сих пор в Норвегии, стране с невероятно высоким показателем жизни, жило меньше пяти миллионов людей. У нынешних норманнов были нефть, газ и рыба — за счет этого они и существовали богато и безбедно. А желание убивать других как пропало сотни лет назад, так и не появилось вновь.
Десять человек, убитых в Осло за день, — неприятно, но приемлемо. Дюжина — многовато, но перетрется. Большего Лотар не мог позволить категорически. Интерпол, который охотился за ним не один десяток лет, вышел бы на его след. Эйзентрегер, конечно, ушел бы, но Четвертый рейх, и без того живущий нелегально, под полярным льдом, уныло и аскетично, понес бы ощутимые финансовые потери. Этого Лотар допустить не мог. Он был истинным патриотом своей империи, живущей втайне от мира, но в будущем неизбежно должной стать распорядителем всего и вся.
2002 год. Теперь Вик больше не назывался ни Виктором, ни Ларсеном. За четыре года ему пришлось сменить несколько паспортов. В настоящий момент он звался Томасом Стоккеландом и был полноценным гражданином Норвегии. Паспорт его был не фальшивым, а официально напечатанным в соответствующей типографии и снабженным всеми видами хитроумной защиты. Именно с этим паспортом Виктор затеял покупку своего дома.