– Ты… ты не веришь в несчастный случай? – Лера сама не поняла, как это у нее вырвалось.
– Не верю. – Леня опять посмотрел на фотографию. – Сестру нашли утром, но упала она с косогора в одиннадцать вечера. А ведь была трусиха, боялась темноты. И никогда не пошла бы куда-то одна вечером. Никогда.
– Тамара была ее подругой? – помолчав, задала Лера следующий вопрос, тоже возникший по наитию.
– Не совсем, – криво усмехнулся Дорышев.
Ему-то хорошо было известно, что Тамара вовсе не была Инниной подругой. Инна терпеть ее не могла, просто ненавидела. И упоминала о ней со злостью. Впрочем, сестра обо всех говорила довольно зло. Хотя и с юмором, конечно. Мать смеялась, а отец недовольно поджимал губы. Но замечаний не делал, все прощая любимой дочери.
– Инна увела у нее жениха. И знаешь кого? Тишинского.
Тут Лера сообразила: Мила! Вот кого напоминает девушка на фотографии!
– Леня, – спросила тихо, – ты думаешь, твою сестру убили?
– Я думаю, ее убил Тишинский, – не сразу ответил Дорышев. – А Тамара знала.
Он не сразу до этого додумался. Просто ничем другим Леонид не мог объяснить такое… человечное участие Тамары в горе его семьи. Только виной. Предположить, что сестру убила сама Тамара, он все-таки не мог, да Инка и не пошла бы с ней гулять поздно вечером. Тогда кто? За кого Тамара могла чувствовать себя виноватой перед совершенно чужими людьми? Только за Тишинского, которого любила всю жизнь. Больше ни за кого.
Лера допила вермут и посидела молча. Ей вдруг стало тошно от чужих тайн. Захотелось на улицу, на свежий воздух. Или наоборот – в метро, в толчею, в тесноту вагона. Она с удивлением посмотрела на собеседника, не понимая и не желая понимать, как тот может ежедневно сталкиваться с убийцей собственной сестры, здороваться с ним и сидеть на совместных совещаниях, даже если это… предполагаемый убийца.
– Леня, ты прости меня, я пойду, – сказала она, вставая. – Прости. И не провожай.
Лера боялась, что Дорышев станет ее удерживать, но тот не стал. Только произнес ей в след:
– Ты очень красивая. У тебя потрясающие глаза.
Леонид опять напомнил Лере маленького потерявшегося мальчика. Она постояла секунду в дверях и тихо вышла.
* * *
Милы дома не оказалось. Константин Олегович, не раздеваясь, прошелся по квартире, зачем-то постоял у окна на кухне, глядя на зеленеющий двор, пешком, не вызывая лифт, спустился вниз. Наверное, нужно было позвонить жене, узнать, где она, но не стал. Неторопливо обошел дом, остановился, выйдя на улицу, и закурил, равнодушно наблюдая за прохожими. Мысли снова невольно вернулись на несколько дней назад – к Тамаре.
Она зашла к нему в кабинет во вторник, часа в четыре, усевшись напротив, спокойно сказала:
– Костя, я тебя очень прошу, проведи со мной этот вечер.
– Но… Может, завтра? – Ему не хотелось ехать к Тамаре, ему хотелось домой, к жене, к книге и вкусному ужину.
– Нет, именно сегодня. – Она отвернулась от него и стала смотреть на дверь. – Костя, пожалуйста.
– Ну хорошо. – Тишинский не мог ей отказать. Ни в чем не мог ей отказать, потому что был слишком перед ней виноват.
– Я за тобой зайду.
Тамара встала и направилась к двери, и Константин Олегович заметил, как сильно та похудела.
О том, что его подруга умирает, он узнал через несколько часов. В общем-то, им было не о чем говорить друг с другом, разве что о той страшной тайне, которая их связывала, но об этом они никогда не говорили.
Сейчас ему было стыдно, что в тот день, возвращаясь домой, он подумал, что скоро наконец-то начнет жить без теней из прошлого. Начнет жить, как все нормальные взрослые мужчины.
Впрочем, Тишинский и сегодня так думал. У него была Мила и была ежедневная радость от того, что она у него есть.
Константин Олегович все-таки достал телефон, собираясь позвонить жене, и вдруг взгляд упал на ведущую во двор дома дорожку. Он не сразу понял, почему замер, так крепко сжав в кулаке телефон, что побелели пальцы.
В десятке метров от него, на узкой асфальтовой тропинке стояла Мила и смотрела на незнакомого коротко стриженного мужчину в серой ветровке. Смотрела так, как никогда не смотрела на него, Костю. Мужчина не делал попытки приблизиться к его жене, даже смотрел куда-то мимо нее, но Тишинский с ужасом понял, что на весенней улице для этого мужчины нет никого, кроме очень красивой темноволосой женщины рядом.
Мила кивнула своему спутнику и, не оглядываясь, быстро пошла по направлению к подъезду.
Константин Олегович обнаружил, что все еще сжимает в руке телефон, и удивился, почему пластмассовый корпус до сих пор цел.
* * *
На улице было хорошо, солнечно и совсем безветренно. Света порадовалась, что сегодня утром отправилась в офис «пешком», то есть без машины. Зато можно немного прогуляться после работы. Повинуясь неосознанному желанию, она даже вышла на одну остановку метро раньше, чем нужно, и теперь медленно брела к дому по весенней Москве.
Страх, заставивший ее сжаться у Катиного стола, отступил, на смену ему пришла уверенность, что ей удастся во всем, что происходит в последнее время, разобраться. А почему нет? Она что, дура? Глупее Лизы?
Нужно успокоиться, подумать и решить, что делать.
У подъезда молодая женщина, соседка, имени которой Светлана не знала, но с которой всегда здоровалась, спускала по неудобным ступеням коляску с сидящим в ней годовалым сыном. Света помогла ей, похвалила розовощекого малыша и вошла в темный подъезд, почти ничего не видя после яркого солнечного двора.
Поднялась на лифте на свой этаж и уже повернулась к собственной квартире, выйдя из раздвинувшихся дверей, когда вдруг ощутила странную, внезапно навалившуюся слабость. Движения сделались вялыми, как в страшном сне, когда хочешь убежать от опасности, но не можешь пошевелиться. Светлана удивилась, что не видит стен лестничной клетки, а видит только что-то белое, да еще слышит веселый и оглушительный лай бульдога Дуси, любимицы соседей, живущих этажом выше.
Она попыталась пошевелиться – и не смогла. Но отчего-то знала, что это Дуся дышит ей в лицо влажным и теплым воздухом.
– Света, что с тобой? – звал ее испуганный голос.
До нее не сразу дошло, что голос принадлежит соседскому мальчишке Севке. Дусю узнала сразу, а его хозяина Севу – нет.
– Я… сейчас… – удалось ей прошептать.
Наконец глаза удалось открыть, и даже руки перестали быть совсем чужими, Светлана смогла провести ими по лицу. Потом обнаружила, что лежит на полу у самого лифта, и над ней белеет потолок. «Надо же, никогда раньше не замечала, какой чистый и белый потолок у нас в подъезде», – ни к селу ни к городу вяло шевельнулась в голове мысль.
– Свет, что с тобой? У тебя обморок, да? – Севка облегченно вздохнул, наверное, видя, что она не скончалась.