– Вы испортите мне пса.
– Мне кажется, он уже и так слегка испорченный, – ответила Яна и хотела еще что-то добавить, но не успела. Потому что в этот момент хлопнула входная дверь, и квартиру наполнил голос хозяйки:
– Ау! Есть кто-нибудь? – Раздались шаги, а вслед за ними изумленный возглас: – Бобик, боже мой! Ты сошел с ума?!
– Ему так часто задают этот вопрос, что я начинаю за него бояться, – вполголоса сказал Ливнев.
И тут в кухне появилась Маша – разодетая в пух и прах. Создавалось впечатление, что она ходила по меньшей мере в Большой театр.
– Ты променяла мой день рождения на вшивого экстрасенса, – с места в карьер заявила Яна.
– Он не может быть вшивым, потому что у него голова лысая и гладкая, как кастрюлька, – ответила Маша и плюхнулась на свободный стул. – Кроме того, вы еще не приступили, так что я, считай, не опоздала. Надеюсь, вы подружились.
– Не знаю, какой конкретно смысл ты вкладываешь в это слово, но нам совершенно точно было не скучно, – сказал Ливнев. – Кажется, изначально вы собирались праздновать вдвоем? Если дадите мне что-нибудь съесть, я вас оставлю и пойду на свое рабочее место. За компьютером колбаса кажется гораздо вкуснее.
– Иди-иди, – поощрила его недобрая Маша. – Мы напьемся и будем сплетничать. Можешь, как всегда, заткнуть уши.
Яна с иронией посмотрела на Ливнева.
– Если вы меня заложите, – шепнул тот перед тем, как удалиться, – кузина погубит мой проект. Вы в курсе, что она разговаривает с утра до ночи? Даже сама с собой!
Когда его дыхание коснулось ее волос и шеи, у Яны в буквальном смысле слова подкосились ноги. Электрический ток прошел по телу, заставив ее дрогнуть.
– О, вы уже секретничаете! – воскликнула Маша. – Почему же до сих пор «выкаете» друг другу?
– Да, кстати, – оживился Ливнев, – давай перейдем на «ты». Скажи мне «ты».
– Ты, – повторила Яна, глядя на него немигающим взглядом.
Она не знала, что с ней происходит, но что-то происходило точно. В ее душе все словно пришло в движение, как бывает весной, когда мартовское тепло подтапливает снег и тот начинает оседать и сдвигаться с места целыми пластами. Это было странное и неуютное ощущение, однако в нем крылось смутное, почти физическое удовольствие. Яна могла бы поклясться, что в жизни не испытывала ничего подобного.
– Мне нравится, – констатировал Ливнев. – Звучит приятно и даже несколько интимно. Ты!
Он подмигнул Яне, в два счета соорудил себе гигантский бутерброд с колбасой и отправился в комнату.
– Мне кажется, магия помогает, – заявила Маша, выпив бокал вина и нацелив вилку на копченую рыбу. – Совершенно неожиданно появились клиенты. То есть не то чтобы огромный поток, но потек ручеек денег, наполняющих кассу.
– А зачем ты ходила к экстрасенсу? – поинтересовалась Яна. – Раньше ты не верила во всякие такие штуки.
– Не верила, а теперь поверила. Не знаю – как, но все это работает. Нет дыма без огня. Раз о магии и колдовстве столько говорят и пишут – уже много веков! – значит, под этим что-то кроется.
– А я ужасно боюсь колдовства, – призналась Яна, чувствуя, как от вина приятно кружится голова. – До смерти боюсь гадалок, предсказаний и книжек, где описываются всякие заклинания… Мне кажется, если во все это ввязаться без соответствующих знаний, можно здорово себе навредить.
– Я боюсь только одного, – заявила Маша. – Стать нищей и выпрашивать кусок сыра в каком-нибудь магазине, чтобы не помереть с голоду.
– Почему сыра? – расхохоталась Яна.
– Вот ты смеешься, – мрачно ответила Маша. – А у меня до сих пор нет рядом надежного мужского плеча, чтобы на него опереться и не свалиться в финансовую бездну. У тебя имеется хотя бы Федоренков.
– Он не понравился Бобику, – сообщила Яна с непонятным для себя удовольствием.
– Нашла кому верить, Бобику, – проворчала Маша. – Бобик жил в лесу, а сейчас его притащили в город, где опорожнение кишечника происходит строго по часам. Он и так пришибленный, а тут еще смена обстановки. Ему кто угодно не понравится.
– Федоренков опять застрял на своей работе. Начинаю чувствовать себя его настоящей женой. Приходит поздно, вымотанный, на меня у него сил уже не остается. Мы даже пообщаться толком не можем. Кстати, я тебе уже поведала о том, что он с некоторых пор разговаривает во сне?
– Не-е-ет, – протянула Маша. – Но мне очень хочется, чтобы ты поведала.
Яна принялась рассказывать подруге о ночных выступлениях Юрки, а та ахала, охала и всплескивала руками. Когда речь зашла о банке странного чая, она неожиданно воодушевилась.
– А давай сбегаем за этой банкой, заварим по чуть-чуть и выпьем по чашечке!
– Ни за что, – твердо ответила Яна. – Бабушка учила меня никогда ничего не проглатывать, не подумав. Это правило сидит во мне, как гвоздь. Так что я сама эту подозрительную гадость пить не стану и тебе не дам.
– Ну и характер! – покачала головой Маша. – Кремень, уважаю.
– Я тебе еще кое-что не рассказала, – спохватилась Яна, хлопнув себя ладонью по лбу. – Хотела с этого начать, но тебя не было, и Ливнев сбил меня с толку.
– Он во всем виноват, – согласилась Маша, широко махнув рукой. – Мужики всегда во всем виноваты. И это хорошо, потому что снимает с нас ответственность.
– Да ты послушай! Со мной такое случилось! Меня напугала одна женщина, – понизив голос, призналась Яна.
– Иди ты. Лично я женщин не боюсь. Я боюсь только темноты и тараканов.
– Я видела ее ночью под фонарем, – не слушая ее, продолжала Яна. – Она стояла и смотрела на мои окна! А перед этим в супермаркете ходила за мной по пятам! Я тоже уставилась на нее, и она помахала мне рукой, будто поздоровалась. Но потом, когда я решила подойти к ней, просто убежала.
– Под фонарем стояла? Ты шутишь? – спросила Маша. – Как в каком-нибудь детективном романе. И чего она хотела?
– Откуда же я знаю!
Яна подробно рассказала о том, что случилось, радуясь живой и бурной реакции подруги. Реакция была правильной, и они это обмыли.
Время давно перевалило за полночь, и подруги уже обсудили все на свете, включая Ливнева, который сидел в комнате и теоретически мог кое-что слышать. Однако после какой-то очередной бутылки вина подругам стало на это наплевать. Они говорили очень громко, смеялись и даже пели. Вернее, только начали петь, как Бобик из комнаты сразу же стал им подвывать, и концерт пришлось свернуть, чтобы соседи не колотили по батарее.
* * *
На следующий день Яна проснулась с больной головой и на работу собиралась осторожно, словно девушка, которую учат грациозно двигаться, умостив у нее на макушке толстую книгу. Приседала она, как фрейлина королевы, а если вдруг случайно делала резкое движение, виски пронзала такая боль, что несчастная скрипела зубами.