– Все в порядке, товарищ лейтенант, – доложил он.
– Садись, Бекбулат. Вот еще один залетный, – кивнув на Авдия, сказал лейтенант. – Видишь, какой красавец! Да еще корреспондент!
Оглядевшись с порога по сторонам, Авдий чуть не вскрикнул – так ошеломило его зрелище, представшее его глазам. В левом углу около входной двери за грубо сваренной из арматурного железа решеткой, поделившем комнату от пола до потолка, сидели, точь-в-точь как звери в зверинце, гонцы – добытчики анаши: Петруха, Ленька, Махач, Коля, двое гонцов-диверсов и еще какие-то ребята – всего человек десять-двенадцать, почти вся команда, за исключением Гришана. Самого среди них нe было.
– Ребята, что с вами? Как же это случилось? – невольно вырвалось у Авдия.
Никто из гонцов не откликнулся. Они даже не шевельнулись. Гонцы сидели в клетке на полу впритык один к другому, очень изменившиеся, отчужденные и мрачные.
– Это не твои ли? – странно усмехнулся раздражительный лейтенант.
– Ну конечно! – заявил Авдий. – Это же мои ребята.
– Вот оно что! – удивился лейтенант, внимательно глянув на Авдия. – Он что, ваш, что ли? – спросил он гонцов.
Никто не отозвался. Все молчали, опустив глаза.
– Эй, вы, я вас спрашиваю! – разозлился лейтенант. – Что молчите? Ну что ж, подождем. Вы у меня еще запляшете, как караси на сковороде, вы меня попомните, когда каждому отвалят по триста семнадцатой статье, вы еще запоете про дальние края. И не надейтесь, что малолетние, мол, что прежде не судились. Это не в счет. Да, да, не в счет. Вы пойманы с поличным! – кивнул он на знакомые Авдию рюкзаки и чемоданы с анашой, разбросанные по полу. Иные из них были открыты, иные порваны, кое-где анаша рассыпалась, и в комнате стоял тяжелый дух степной конопли. На столе возле телефона валялись спичечные коробки и стеклянные баночки с пластилином. – Вы у меня помолчите! Обиделись, видите ли! Вы у меня с поличным попались! – повторил лейтенант, суровея, и голос его зазвенел от гнева. – Вот улики! Вот вещественные доказательства! Вот ваш дурман! – Он стал пинать рюкзаки с анашой. – Из вашей шайки только один мерзавец ускользнул от облавы. Но и он будет сидеть в этом углу за решеткой, мерзавцы вы эдакие. Встать! Кому говорю – встать! Ишь расселись. Стоять и смотреть сюда. Не отводите глаз! Кому велено не отводить глаз! Такие подонки, как вы, стреляли в меня из-под вагонов, и от меня вам пощады не дождаться! Сволочи, сопляки, а уже начинают вооружаться! Что же дальше-то будет! Я ваш враг навек, а я умею бороться. По всем поездам и на всех путях я буду хватать вас, как бешеных собак, вам нигде не укрыться от меня! – в ярости кричал он. – Так я вас спрашиваю, кто он, этот оборванец, выдающий себя за корреспондента? Кто он, этот тип? – И, схватив Авдия за руку, он подтащил его к решетке. – Отвечайте, пока я вас добром спрашиваю? Он ваш?
Какое-то мгновение все молчали. И, глядя в мрачные лица гонцов, Авдий никак не мог освоиться с тем, что лихие парни, которые вчера еще останавливали поезда в стeпи, кайфовали и сбрасывали его на ходу из вагона, теперь сидели в клетке – без брючных ремней, без обуви, босоногие (должно быть, это делалось, чтобы они не сбежали, когда их выводят по нужде), жалкие и ничтожные.
– В последний раз вас спрашиваю, – задыхаясь от возбуждения, переспросил лейтенант. – Этот тип, которого я задержал, ваш или не ваш?
– Нет, не наш, – зло ответил за всех Петруха, неохотно подняв глаза на Авдия.
– Как же не ваш, Петр? – поразился Авдий, подступив на самодельном костыле к самой решетке. – Вы что же, забыли меня? – укорил он тех, кого отделяла от него решетка. – Мне вас так жаль, – добавил он. – Как же это случилось?
– Тут не место для ваших соболезнований, – оборвал его лейтенант. – Сейчас я буду допрашивать каждого в отдельности, – пригрозил он гонцам. – И если кто соврет – а это все равно выяснится, – тому добавят статью. Ну-ка говори ты, – обратился он к Махачу.
– Нэ наш, – ответил тот, скривив мокрые губы.
– А теперь ты, – приказал лейтенант Леньке.
– Не наш, – ответил Ленька и тяжко вздохнул.
– Не наш, – буркнул рыжеголовый Коля.
И все они до одного не признали Авдия.
Поведение гонцов, как это ни странно, задело Авдия Каллистратова. То, что все они отреклись от него, односложно, коротко, наотрез, оскорбило и унизило его. Авдий почувствовал, что его бросило в жар, голова раскалывалась.
– Как же так, как же вы можете говорить, что не знаете меня? – в растерянности недоумевал он. – Да я же…
– Вот что, корреспондент «Нью-Йорк таймc», – издевательски прервал его лейтенант. – Довольно слов. «Да я», «да ты». Ты вот что, ты давай не морочь мне голову. И без тебя хватает дел. Иди-ка ты отсюда, не путайся под ногами. И не лезь к этим. Против таких, как они, есть закон и закон беспощадный – за изготовление, распространение наркотиков и торговлю ими немедленное осуждение. С такими, как они, разговор короткий. А ты, друг корреспондент, иди быстрей отсюда. Иди и не попадайся больше на глаза.
Наступило молчание. Авдий Каллистратов переминался с ноги на ногу, но не уходил.
– Ты слышал, что тебе сказал товарищ лейтенант? – подал голос милиционер, который все это время заполнял за столом какие-то бумаги. – Иди, пока не поздно. Скажи спасибо и иди.
– А ключ у вас есть от этих дверей? – указал Авдий на замок, висящий на железной двери.
– А тебе-то что? Есть, конечно, – ответил лейтенант, не понимая толком, к чему клонит Авдий.
– Тогда откройте, – сказал Авдий.
– Еще чего! Да ты кто такой? – возмутился лейтенант. – Да я тебя!
– Вот-вот, я и хочу, чтобы меня сейчас же посадили за решетку. Мое место там! – Лицо Авдия пылало, на него снова накатило бешенство, как тогда в вагоне, когда он выбрасывал на ветер драгоценную анашу. – Я требую, чтобы меня арестовали и судили, – выкрикивал Авдий, – как и этих несчастных, что заблудились в мире, где столько противоречий и неисчислимых зол! Я должен нести такую же ответственность, как и они. Ведь я занимался тем же, что и они. Откройте дверь и посадите меня вместе с ними! На суде они подтвердят, что я виновен так же, как и они! Мы покаемся в своих грехах, и это послужит нам очищением…
Тут милиционер отложил в сторону бумаги и вскочил.
– Да он же сумасшедший, товарищ лейтенант. Посмотрите только на него. Сразу видно, что он ненормальный.
– Я в здравом уме, – возразил Авдий. – И я должен понести равное с ними наказание! В чем же мое сумасшествие?
– Постой, постой, – заколебался лейтенант. Очевидно, за всю свою нелегкую службу в транспортной милиции он никогда еще не сталкивался с такого рода диким случаем: ведь расскажи кому об этом, не поверят.
Наступило молчание. И тут кто-то всхлипнул, потом, давясь слезами, зарыдал. Это плакал, отвернувшись к стене, Ленька. Петруха зажимал ему рот и что-то угрожающе шептал на ухо.