До шестнадцатого января было достаточно времени, но требовалось еще получить оружие и разобраться с обстановкой на кладбище. Марина быстро оделась и вышла из гостиницы. Из таксофона на Комсомольской площади она позвонила по номеру, который дал ей полковник, и услышала приятный мужской голос. Судя по голосу, мужчине было не больше тридцати лет.
Марина назвала пароль, услышала отзыв и назначила встречу: через полчаса у кинотеатра «Перекоп».
– Я буду в «вольво», модель девятьсот сороковая, цвет синий, номер 315, – сообщил собеседник.
«Хм, здешний человек полковника неплохо упакован, если разъезжает на девятьсот сороковой „вольво“», – заключила Марина.
Ровно через тридцать минут она открывала дверцу чернильно-синей «вольво».
Сидящий за рулем молодой симпатичный мужчина с двухдневной щетиной на лице смотрел на Барби с нескрываемым интересом.
– Меня зовут Михаил, – сказал он, целуя руку Марине.
– А меня – Марина.
– Вы очень хорошо говорите по-русски. Вы русская?
– Да.
– Что я должен для вас сделать?
– Мне нужна винтовка с оптическим прицелом, а также машина и документы на нее.
– Завтра утром все это будет у вас.
– Что значит, у меня?
– Куда скажете, туда я вам и доставлю.
– А это не опасно – ездить по городу с оружием?
– Волков бояться – в лес не ходить.
– Ну раз так, то так. А что вы меня разглядываете, будто бегемота в зоопарке?
– Ко мне впервые по такому делу обращается женщина, к тому же такая красивая. Я удивлен.
– В жизни всегда есть место чему-нибудь удивительному.
– Куда едем сейчас?
– Сейчас – на Ваганьковское кладбище.
– А что вы там собираетесь делать, если не секрет?
– Просто хочу походить, посмотреть. Вы меня подождете у входа.
– И сколько я должен ждать?
– Пока я не вернусь.
– О'кей.
Зачем приехала в Москву эта женщина, Михаил, естественно, не знал, но был обязан беспрекословно выполнять все ее пожелания, просьбы и распоряжения.
От полковника Михаил получал немалые деньги, и лишаться такого источника дохода не входило в его планы. Барби была уже пятым человеком, поручения которого Михаил выполнял в России. Сам он жил здесь, работал в совместном предприятии, регулярно выезжал за границу, где и происходили встречи с людьми полковника, которые снабжали его инструкциями и деньгами.
Пробившись сквозь удручающе плотные автомобильные пробки, они подъехали к Ваганькову.
– Вот и кладбище. Оно огромно.
– Я это знаю.
Марина вышла из машины, купила у входа две гвоздики и с ними вошла в ворота. На кладбище в этот зимний день было немноголюдно. Снег лежал почти нетронутым и поражал ослепительной белизной.
По безмолвной узкой аллее среди могил Марина удалялась в глубь кладбища. Вскоре она отыскала место, которое указал ей на плане полковник.
«Черных Мария Егоровна», – прочла Барби на мраморном надгробии.
Весь вид и размеры пафосного могильного монумента никак не вязались с лицом изображенной на памятнике пожилой женщины – простым и добрым крестьянским лицом.
Могила была очищена от снега, заботливо ухожена; создавалось впечатление, будто внутри ограды уборку произвели только что.
«Теперь – рекогносцировка на местности».
Марина огляделась по сторонам и увидела купол церкви, которую от могил отделяли метров сто двадцать.
"Вот место, замечательное место, откуда можно выстрелить. А если воспользоваться глушителем, звук выстрела никто не услышит, раздастся легкий хлопок.
И этим хлопком я обеспечу себе дальнейшее существование, безбедное и беззаботное!"
Барби не хотела задумываться, что для того, чтобы хорошо жить самой, ей придется забрать чужую жизнь.
У каждой профессии своя специфика – к этой мысли она приучила себя давно, поэтому угрызения совести были ей неведомы. Профессионал, считала Марина, просто должен выполнять свою работу, и выполнять ее как можно лучше.
Марина еще какое-то время походила по кладбищу, присматриваясь, делая расчеты. Гвоздики, зажатые в руке, в конце концов надоели. Барби собралась их выкинуть, но тут наткнулась на могилу Соньки Золотой Ручки.
«Подходяще, на помойку обидно выбрасывать», – Барби положила цветы на Соньки ну могилу, ухоженную с не меньшей любовью, чем могила матери Степаныча, чем могилы братьев Квантришвили, Высоцкого, Листьева…
Холод пробирал до костей, леденящими щупальцами забирался под шубу из голубой норки. Все-таки Барби отвыкла от климата родины. У нее зуб на зуб не попадал, когда она вернулась к «вольво» Михаила.
– Озябли? – спросил он.
– Не то слово. Окоченела, как покойник.
– Давайте поужинаем где-нибудь, выпьем для сугреву, посидим в тепле и уюте. Я знаю поблизости одно местечко.
– Это было бы кстати.
В ресторанчике, куда они приехали, действительно было тепло и уютно. Играла негромкая музыка, публики оказалось немного. Но публика Марине не понравилась.
Мрачные типы с бритыми затылками, челюстями, как у Щелкунчика, и оловянными глазами вольготно расположились за столиками. На монументальных шеях типов красовались золотые цепи, по толщине напоминающие якорные, на руках сверкали столь же нелепо огромные браслеты и перстни. Спутницы «золотоносных» типов обладали внешностью фотомоделей, но разодеты были безвкусно, хоть и весьма дорого, и вели себя с претензией на изящные манеры в представлении вокзальных потаскух.
– Братишки отдыхают, – с ухмылкой пояснил Михаил.
Марина не поняла.
– Чьи братишки?
– Криминальный элемент сейчас так называется.
– А-а… – протянула Марина, подумав: «А ты, выходит, безупречно честный бизнесмен и не имеешь никакого отношения к преступному миру?..»
Под столом колено Михаила прикоснулось к колену Марины, и она не убрала свою ногу.
– Что будем пить, Марина?
– Я хочу виски.
– О'кей. Сейчас в Москве можно хотеть все, что угодно, были бы деньги…
– Ну и прекрасно.
– Вы любите виски?
– Давай будем на «ты», – предложила Марина. Михаил с радостью согласился.
– Давай.
Ему очень хотелось спросить, сколько лет Марине, но он не решался задать вопрос, считая его бестактным.