Мы долго любовались семейной фотосессией, и наконец Оксана не выдержала. Она подошла к камню и с милой улыбкой попросила:
– Just one foto [28] .
Нам сразу уступили заветное место, и она скомандовала:
– Давайте, дети, я вас щелкну.
Я хотела возмутиться, что никакие мы не дети и я вовсе не хочу фоткаться с парнями, но она поторопила:
– Быстрее, публика ждет!
Мы послушно уселись в углубление запятой – я, конечно, посередине. Места было мало, и мы оказались плотно прижаты друг к другу. Оксана, как назло, долго примеривалась и наконец крикнула:
– Давайте потеснее! Что вы как неродные!
Теснее было некуда, но парни послушно с двух сторон обняли меня за плечи.
Заветный кадр был сделан. После нас в темпе сфотографировалась тетя Ира – сама Оксана сказала, что у нее уже куча фоток с этого места, – и камень вновь облепила рыжеволосая семейка. Я же вдруг отчетливо поняла – все решится сегодня или никогда.
Вдоволь насмотревшись на шестиугольные камни, мы решили прогуляться по побережью. Вскарабкались по узкой ступеньке выше по склону и оказались на такой же неширокой тропке, идущей прямо вдоль обрыва. Вид отсюда открывался просто фантастический – ожившая картина Айвазовского. К счастью, не «Девятый вал»…
А вот погода была странной – иногда сквозь тучи проглядывало хмурое солнце, и тогда казалось, что потеплело, можно для разнообразия походить в футболке. Но потом налетал пронзительный ветер, и приходилось снова натягивать куртку. Здесь, наверху, дуло особенно сильно, и я застегнулась под самое горло.
– Ой, овечки, – обрадовалась я, повернувшись к ветру спиной и обнаружив в противоположной от моря стороне пастбище. – И даже черная есть! Дайте фотик!
Но черная овца равнодушно жевала траву, явно не желая позировать русским туристам.
– Эй, овечка! – позвала я.
Та – о чудо – вдруг повернула морду, и я успела сделать снимок.
– Откликнулась на зов сестры по разуму, – ехидно заметил Женька.
– Ах ты… – От возмущения я забыла все слова, но мне на помощь неожиданно пришел Максим:
– Это ты у нас, братец, настоящий баран!
Я быстро пришла в себя и, чтобы поскорее свести все в шутку, небрежно предложила:
– Подеритесь.
Женька хмыкнул, отвернулся и молча пошел вперед, за своей мамой и Оксаной. Мы с Максимом остались на тропинке одни – все туристы находились внизу, сюда мало кто добирался.
Надо было идти, но я почему-то медлила, в душе проклиная себя. С каждой секундой сделать это становилось все сложнее и сложнее, пока наконец Максим не предложил:
– Пошли, одно место покажу.
Это прозвучало так просто, что я облегченно вздохнула и без колебаний последовала за ним.
Похоже, мы удалялись от туристических мест – тропинка становилась все уже и круче, местами приходилось продираться через колючий кустарник.
– Смотри, – вдруг заметила я. – Эти кусты как маленькие деревья. Может, тут лепреконы живут? Ой, кажется, дождь начинается…
Я подставила руку под капли и раскрыла зонтик.
– Иди сюда, – позвала я, но Максим только отмахнулся – уже, наверное, как истинный ирландец, привык не обращать внимания на дождь, который, впрочем, лишь немного покрапал и неохотно закончился.
Дорога того стоила – мы вышли к пустой смотровой площадке с несколькими скамейками и деревянным ограждением вдоль обрыва. Ветер рвал волосы, о прибрежные валуны бились волны, оставляя белые хлопья пены, кричали чайки, и мне самой хотелось закричать – от восторга.
Я подошла вплотную к перилам и раскинула руки. Пусть я выгляжу глупо, играя в «Титаник», – мне хотелось хоть на минутку ощутить дыхание полета.
Максим неслышно подошел сзади и громко, перекрикивая шум ветра и волн, спросил:
– Нравится?
– Да, спасибо! – прокричала в ответ я.
Он еще что-то говорил, но я не могла расслышать, оглушенная то ли грохотом воды о камни и свистом ветра, то ли своим счастьем.
– Телефон, говорю, выключи! – громко проговорил он мне в самое ухо.
Меня словно скинуло с облаков на землю. Я вдруг представила, как выглядит наш побег со стороны, и похолодела от ужаса.
– А если нас искать будут? – растерянно пролепетала я, но он уверенно ответил:
– Не будут.
Непонятно, почему он был так в этом уверен, но его уверенность передалась и мне. Я послушно выключила телефон и машинально проследила, как Максим делает то же самое.
– Ну вот, – почти весело проговорил он. – Спрятались. Да не дрожи ты так, – заметил он. – Мама знает, что я тут как у себя дома ориентируюсь. Мы, когда с классом ездили, все здесь с пацанами облазали. Получили, правда, потом по репе… Ладно, пофиг, – оборвал себя он.
Я не узнавала Максима – этот вечно невозмутимый, хмурый парень явно нервничал и всеми силами старался это скрыть. И тут я решилась. То ли мне передалась его безбашенность, то ли северным ветром выдуло из головы все мысли, но я вдруг – неожиданно для себя самой – шагнула к нему, обняла за шею одной рукой и небрежно поцеловала в губы.
Все мои чувства обострились, я наблюдала за происходящим словно со стороны в замедленной съемке: вот его глаза расширяются от удивления, вот пальцы белеют, впиваясь в перила ограждения, а волосы взлетают от очередного порыва ветра…
– Это был ты, – невозмутимо констатировала я, вернее, некая самоуверенная особа, невесть каким образом поселившаяся во мне. – Тогда, в Ньюгрейндже.
– Я, – вынужденно признал он и сам стал отвечать на рвущиеся у меня с языка вопросы: – А как еще к тебе подойти? У тебя на лбу написано: «Не влезай – убьет!» Притом ты вечно не одна, а с этим клоуном…
– Нелюбезно ты о брате, – уколола я.
– У вас что-то было с ним? – напрямик спросил Максим.
– У нас… э-э-э… – запнулась я.
Не рассказывать же все перипетии нашей детской дружбы.
– Понятно, – отвернулся он. – А со мной ты, значит, просто поиграть решила, позлить бойфренда…
– Минуточку, – возмутилась я. – Разве я первая начала?
– Конечно! С самого приезда мне глазки строила!
– Ничего я не строила! Это ты заскучал тут, девки у вас, мы видели, страшные… Вот и решил поразвлечься с заезжей дурочкой! То же мне, поцелуй в темноте, как романтично! Так мог поступить только трус! – выпалила я и судорожно вдохнула.