Book.

— Пропусти через него жука и спусти вниз, сколько хватит шнурка. Только смотри не урони.

— Готово, масса Уилл! Самое простое дело — пропустить жука через дырку. Смотрите-ка!

Во время этого диалога Юпитер был скрыт от нас листвою дерева. Но вот на конце шнурка показался жук, которого он спустил вниз. Заходящее солнце еще слегка освещало возвышенность, на которой мы стояли, и в последних его лучах жук сверкнул, как полированный золотой шарик. Он свободно висел между ветвей дерева, и, если бы Юпитер отпустил шнурок, жук упал бы прямо к нашим ногам. Легран быстро схватил косу и расчистил участок диаметром в три-четыре ярда. Покончив с этим, он велел Юпитеру отпустить шнурок с жуком и слезать вниз.

Забив колышек точно в том месте, куда упал жук, мой друг вынул из кармана землемерную ленту. Он прикрепил один конец к стволу дерева и протянул ее до колышка, после чего, продолжая разматывать ленту, отмерил в том же направлении еще пятьдесят футов. Юпитер с косой в руках шел впереди, срезая ежевичные кусты. Дойдя до нужного места, Легран вбил второй колышек и, приняв его за центр, очертил круг диаметром примерно в четыре фута. Потом взял лопату, дал по лопате Юпитеру и мне и велел нам рыть изо всех сил.

Откровенно говоря, я не питаю склонности к подобным забавам даже при свете дня; теперь же спускалась ночь, я и без того был утомлен нашей прогулкой. Охотнее всего я ответил бы «нет», но мне не хотелось перечить моему бедному другу и тем усугублять его душевное расстройство. Так что делать было нечего. Если бы я мог надеяться на помощь Юпитера, я, ни минуты не колеблясь, применил бы силу и увел безумца домой. Однако я слишком хорошо знал старого негра и понимал, что ни при каких обстоятельствах он не поддержит меня против своего господина. Что до Леграна, мне было вполне ясно, что он заразился столь распространенной у нас на Юге манией кладоискательства и что его пылкое воображение было подстегнуто находкой жука и еще, наверно, упрямой болтовней Юпитера о том, что жук этот «из чистого золота».

Мании такого рода легко приводят к помешательству неустойчивый рассудок, особенно если они находят себе пищу в тайных стремлениях души. Я вспомнил слова моего бедного друга, что жук вернет ему утраченное состояние. Я был раздосадован и вместе с тем глубоко огорчен. Но в конце концов я решил проявить добрую волю (поскольку не было иного выхода) и принять посильное участие в поисках клада, чтобы быстрым и наглядным образом убедить Леграна в беспочвенности его фантазии.

Мы зажгли фонари и принялись рыть с усердием, которое заслуживало лучшего применения. Свет струился по нашим лицам, и я подумал, что мы образуем весьма живописную группу и что случайный путник, натолкнувшись на нас, должен будет преисполниться странных мыслей и подозрений.

Работа шла уже добрых два часа. Мы сохраняли полное молчание, и нас смущал лишь лай собаки, которая выказывала необычайный интерес к нашей работе. Этот лай становился все более настойчивым, и мы стали опасаться, как бы он и в самом деле не привлек какого-нибудь бродягу, расположившегося на отдых по соседству. Точнее говоря, боялся этого Легран; я был бы только рад, если бы вмешательство постороннего человека помогло вернуть домой моего путешественника. Разбушевавшегося пса утихомирил Юпитер, проявив при этом большую изобретательность. Он вылез из ямы с решительным видом и стянул ему пасть своими подтяжками, после чего, хмуро посмеиваясь, снова взялся за лопату.

После двухчасовой работы наша яма достигла пяти футов в глубину, однако никаких признаков клада не было видно. Мы приостановились, и я начал надеяться, что комедия подходит к концу. Однако Легран, хоть и озадаченный, как я мог заметить, отер пот со лба и снова взялся за лопату. Вырытая нами яма уже занимала всю площадь очерченного Леграном круга. Теперь мы вышли за эти границы, а потом углубили яму еще на два фута. Результаты остались те же. Мой кладоискатель, которого мне было жаль от души, вылез наконец из ямы и принялся медленно и неохотно натягивать сюртук, который сбросил перед началом работы. В каждой черточке его лица сквозило горькое разочарование. Я молчал, Юпитер, по знаку своего господина, стал собирать инструменты. Потом он снял с собаки самодельный намордник, и мы двинулись домой, не произнеся ни слова.

Не прошли мы и десяти шагов, как Легран с громким проклятием повернулся к Юпитеру и схватил его за ворот. Пораженный негр выпучил глаза, разинул рот и, выронив лопаты, повалился на колени.

— Каналья, — еле вымолвил Легран сквозь стиснутые зубы, — проклятый черный негодяй, отвечай немедленно, отвечай без уверток: где твой левый глаз?!

— Помилуй бог, масса Уилл, вот мой левый глаз, вот он! — ревел перепуганный Юпитер, кладя руку на правый глаз и прижимая ее изо всей мочи, словно опасаясь, что господин его вознамерился вырвать ему этот глаз.

— Я так и думал! Я знал это! Ура! — вскричал Легран, отпуская негра. Он исполнил несколько замысловатых антраша, поразивших его слугу, который, поднявшись на ноги и словно онемев от неожиданности, переводил взгляд с хозяина на меня и с меня снова на хозяина.

— За дело! — сказал Легран. — Вернемся! Мы еще выиграем эту игру!

И он повел нас обратно к тюльпановому дереву.

— Ну, Юпитер, — сказал Легран, когда мы снова стояли у подножия дерева, — говори, как был прибит череп — лицом к ветке или лицом наружу?

— Наружу, масса, чтобы воронам легче было клевать глаза.

— Теперь скажи, через какой глаз ты пропустил жука, через этот или через тот? — И Легран тронул сперва один глаз Юпитера, потом другой.

— Через этот, масса, через левый, как вы приказали! — Юпитер, как и прежде, указывал на правый глаз.

— Вот и хорошо, начнем сначала!

С этими словами мой друг, в безумии которого, как мне теперь казалось, появилась некоторая система, вытащил колышек, вбитый им ранее на месте падения жука, и переставил его на три дюйма к западу. Снова соединив землемерной лентой колышек со стволом дерева, он отмерил пятьдесят футов до новой точки, которая находилась теперь в нескольких ярдах от нашей ямы.

Мы снова очертили круг, несколько большего размера, чем первый, и опять взялись за лопаты.

Я смертельно устал, однако, хотя я сам еще не отдавал себе отчета в том, что повлияло на меня, прежнее отвращение к работе исчезло. Неведомо почему я почувствовал к ней интерес, более того, меня охватило волнение. В нелепом поведении Леграна сквозило что-то похожее на предвидение, на продуманный план, и это, вероятно, оказало на меня свое действие. Усердно орудуя лопатой, я ловил себя на том, что вглядываюсь в яму, словно ищу на дне ее воображаемое сокровище, мечта о котором свела с ума моего бедного друга. Мы трудились уже часа полтора, и эта странная причуда мысли все настойчивее овладевала мной, когда нас снова всполошил отчаянный лай нашего пса. Если раньше он не желал молчать из озорства или какого-то каприза, теперь его беспокойство было непритворным. Он не дался Юпитеру, когда тот опять хотел напялить ему намордник, и, прыгнув в яму, стал яростно разгребать лапами землю. Через несколько секунд он отрыл два человеческих скелета, вернее, груду костей, перемешанных с остатками истлевшей шерстяной материи и металлическими пуговицами. Еще два удара лопатой — и мы увидели широкое лезвие испанского ножа и несколько золотых и серебряных монет.