Она сказала, что очень огорчена, подумал Делглиш, но вовсе не выглядит расстроенной. Она выглядит как человек, которому не за что себя упрекать. И с какой стати ей мучить себя? Он сомневался что Мадлен Гудейл ощущает особое горе. Она была гораздо ближе к Джозефипе Фоллон, чем другие девушки. Но на самом деле чувство утраты словно не коснулось ее. А кого на всем свете поразила эта смерть? Он спросил:
— А что касается смерти Хитер Пирс?
— Думаю, это был настоящий несчастный случай. Кто-то положил в пищу яд в качестве шутки или просто со зла, не представляя себе, что последствия могут оказаться такими роковыми.
— Вы не думаете, что это было бы странно для старшекурсниц, которые наверняка прослушали курс лекций, включающих в себя основную информацию о ядах.
— Я не считаю, что это была студентка. Не знаю, кто это был. Не думаю, что вы сможете это выяснить теперь. Но не могу поверить, что это было преднамеренное убийство.
Все это очень хорошо, думал Делглиш, по определенно звучит несколько неискренне для такой умной девушки, как сестра Гудейл. Конечно, это была самая распространенная, почти официальная версия. Она снимала со всех чувство вины за убийство и заменяла его подозрением, что некто был слишком зол или беспечен. Но сам он в это не верил и не допускал мысли, чтобы в это верила сестра Гудейл. Но еще труднее ему было смириться с тем, что перед ним сидит девушка, готовая успокоить себя фальшивыми предположениями или намеренно закрывающая глаза на неприятные факты.
Затем Делглиш спросил ее о том, что она делала утром в день смерти Пирс. Он уже знал об этом из отчета инспектора Бейли и ее предыдущего заявления, поэтому не удивился, когда Мадлен Гудейл подтвердила все без малейших колебаний. Она поднялась в 6.45 и выпила чаю в буфетной вместе с другими девушками из ее группы. Она рассказала им о болезни Фоллон, потому что именно к ней зашла Фоллон, когда почувствовала себя плохо ночью. Никто из студенток не выразил особого огорчения, но они стали думать, как будет теперь проходить демонстрация, когда группу буквально косит болезнь, и не без злорадства размышляли, как сестра Гиринг справится с этим перед комиссией. Хитер Пирс тоже пила со всеми чай, и Гудейл припомнила, как она сказала: «Раз Фоллон заболела, значит, пациенткой придется быть мне». Мадлен Гудейл не помнит никаких замечаний или споров на эту тему. Было вполне естественно, что заболевшую студентку заменит следующая за ней по списку.
После чая Мадлен Гудейл оделась и прошла в библиотеку, чтобы освежить знания о лечении ларинготомии для участия в утренних занятиях. Чтобы семинар прошел успешно, было необходимо отвечать на вопросы преподавательницы быстро и полно. Она уселась за книги в 7.15, и вскоре к пей присоединилась Кристина Дейкерс, тоже решившая позаниматься. Похвальное намерение, подумал Делглиш, по крайней мере, вознагражденное бесспорным алиби на большую часть времени до завтрака. Они с Дейкерс не сказали друг другу ничего значительного за время занятий, в одну и ту же минуту покинули библиотеку и вместе пошли на завтрак. Наверное, было 7.50. Она села за стол с Дейкерс и двойняшками Бэрт, но вышла из столовой раньше их. Было 8.15. Она вернулась в комнату застелить постель и потом прошла в библиотеку написать несколько писем. Закончив с письмами, она ненадолго зашла в туалетную комнату и спустилась в демонстрационный зал как раз к 8.45. В этот момент там находились только сестра Гиринг и двойняшки Бэрт, но вскоре пришли и остальные студентки. Она не может сказать, в каком порядке они появились. Она думает, что последней пришла Пирс. Делглиш спросил:
— Как выглядела сестра Пирс?
— Я не заметила в ней ничего необычного, но я и не ожидала этого от нее. Пирс — это Пирс. Она не производила значительного впечатления.
— Она говорила что-нибудь до начала демонстрации?
— Да, вообще-то говорила. Странно, что вы спросили. Я не сказала об этом раньше, наверное потому, что инспектор Бейли не спрашивал. Но она кое-что сказала. Она оглядела нас — к этому моменту все уже собрались — и спросила, не брал ли кто-нибудь что-то из ее спальни.
— Она сказала, что именно?
— Нет. Она просто стояла с тем обвиняющим и враждебным видом, который иногда принимала, и спрашивала: «Кто из вас сегодня утром заходил в мою комнату и кое-что взял оттуда?» Никто не ответил ей. Мы просто отрицательно покачали головами. Мы не восприняли ее вопрос особенно серьезно. Пирс часто делала из мухи слона. В любом случае двойняшки Бэрт занимались приготовлением к работе, а все остальные болтали друг с другом. Никто особенно не обратил внимания на вопрос Пирс. Может, некоторые его даже не слышали.
— А вы заметили, как она отреагировала? Она была обеспокоена, рассержена или расстроена?
— Ничего подобного. А знаете, это довольно странно. Сейчас я припоминаю, что она выглядела удовлетворенной, чуть ли не торжествующей, как будто подтвердилось то, о чем она подозревала. Не знаю, почему я обратила на это внимание, но так было. Затем сестра Гирииг призвала нас к порядку, и началась демонстрация.
Делглиш не сразу заговорил после этого отчета, и через некоторое время она расценила его молчание как разрешение уйти и поднялась с кресла. Она встала с таким же самообладанием, с каким садилась, едва заметным жестом оправила свой фартук, кинула на старшего инспектора последний вопросительный взгляд и направилась к двери. Затем обернулась, словно повинуясь какому-то импульсу:
— Вы спрашивали, могут ли у кого-нибудь быть причины убивать Джо. Я сказала, что никого не знаю. Это правда. Но считаю, что формальный мотив — это нечто иное. Я должна вам сказать, что некоторые люди могут предполагать, что такой мотив был у меня.
Делглиш опешил:
— У вас?
— Полагаю, вы так подумаете. Я наследница Джо, во всяком случае я так думаю. Приблизительно месяца три назад она сказала мне, что написала завещание, в котором все, что у нее есть, опа оставляет мне. Она дала мне имя и адрес своего поверенного. Я могу сообщить их вам. Мне еще не писали, но думаю, напишут, то есть если Джо действительно оставила завещание. Но я думаю, что она его написала. Она не была похожа на человека, который раздает обещания, а сам их не выполняет. Возможно, вы захотите теперь связаться с ее поверенным? Это все требует времени, верно?
— Она сказала вам, почему делает вас своей наследницей?
— Она сказала, что должна кому-то оставить свои деньги, а, как ей кажется, я способна распорядиться ими наилучшим образом. Я отнеслась к этому делу ие слишком серьезно, и она, по-моему, тоже. В конце концов, ведь ей был всего тридцать один год и она не думала умирать. И она предупредила меня, что может еще переменить свое решение задолго до наступления своей старости, чтобы я не слишком рассчитывала на наследство. Ведь она может выйти замуж. Но она чувствовала, что должна сделать завещание, а я была единственным человеком, о котором ей приятно было думать в том смысле, что я буду вспоминать ее. Я решила, что это просто формальность. Мне и в голову не приходило, что ей есть что оставить. Только когда мы заговорили о стоимости аборта, опа сказала мне, что богата.