– А еще хуже, когда они понимают слиш­ком хорошо, – сказал сухо Феликс

Худое лицо Проктора вспыхнуло Под­нявшись, он повернулся спиной к Фелик­су и обратился к Элеоноре Макси:

– Простите я пойду. Не хотел вам ме­шать. Мне просто надо было повидать инспектора. Уверен, все закончится бла­гополучно, но я вам тут не нужен.

«Говорит так, словно тут кто-то рожа­ет», – подумал Стивен. Желание доказать свою независимость от Далглиша и дать по­нять, что один из Макси чувствует себя ко всему этому непричастным, заставило его спросить:

– Хотите, я отвезу вас домой? После­дний автобус уехал в восемь вечера

Проктор, не глядя на него, отрицательно покачал головой:

– Нет. Спасибо. Я на велосипеде. Они хорошо поработали, во всем разобрались Не надо меня провожать, не беспокойтесь.

Он стоял, опустив руки в перчатках – странная, жалкая фигурка, но было в нем и некое достоинство.

«По крайней мере, – подумал Фе­ликс, – у него хватает ума понять, что он здесь лишний».

Внезапно Проктор дернул левой ру­кой – неестественным, быстрым жестом про­тянул ее Элеоноре Макси, и она ответила на рукопожатие.

Стивен проводил его до дверей. Пока его не было, все молчали. Феликс чувствовал, как все в нем напряглось, ноздри стали под­рагивать от знакомого запаха страха. Они должны узнать правду. Им сказали все, не назвали только имени. Но хотят ли они узнать правду до конца? Он наблюдал за ними из-под полуприкрытых век. Дебора была на удивление спокойной, словно конец лжи и обману принес ей умиротворение. Он не верил, что Дебора дает себе отчет в том, что происходит. У Элеоноры Макси лицо стало землистым, но руки спокойно лежа­ли на коленях. Он готов был поверить, что в мыслях своих она где-то далеко. Кэтрин Бауэрз сидела зажавшись, сомкнув губы в недовольной гримаске. Раньше Феликсу казалось, что происходящее ее развлекает. Теперь он не был в этом уверен. С мрач­ным удовлетворением он смотрел на ее сцеп­ленные пальцы, нервный тик в уголках глаз. Стивен вернулся быстро, и Феликс за­говорил:

– Не слишком ли затянулось это пред­ставление? Мы слышали показания. Дверь с черного хода была открыта, Макси за­пер ее в половине первого ночи. А до это­го кто-то успел войти и убить Салли. По­лиция никого не нашла. Думаю, ни один из нас ничего к этому не добавит.

Он оглядел сидящих. Он, без сомне­ния, предостерегал их. Далглиш сказал мягко:

– Вы предполагаете, что незнакомец явил­ся в дом и, не собираясь ничего украсть, отправился прямиком, не петляя, к мисс Джапп в комнату, задушил ее, а она даже не попыталась поднять тревогу, послушно ждала своего конца в кровати?

– Она могла пригласить его войти, кто бы то ни был, – сказала Кэтрин.

Далглиш повернулся к ней:

– Но она ждала Проктора. Не можем же мы вообразить, что она еще пригласи­ла гостей, чтобы отметить эту сделку? И кого она могла пригласить? Мы проверили всех ее знакомых.

– Господи, умоляю, прекратите же! – закричал Феликс. – Неужели вам не по­нятно, чего он добивается от вас?! У него нет доказательств!

– Нет? – спросил мягко Далглиш. – Посмотрим.

– Но мы знаем, кто не совершил убийства, – сказала Кэтрин. – Ни Стивен ни Дерек Пуллен не могли убить, потому что у них алиби. И Проктор не убийца – рука. Салли не мог убить ее дядя.

– Нет, – сказал Далглиш. – И не Марта Балтитафт; она узнала о том, как умерла девушка, только когда ей сказал Херн. И не вы, мисс Бауэрз, вы стучались к ней в дверь, хотели поговорить с ней уже пос­ле того, как она умерла. И не миссис Рискоу, у нее такие ногти, что на шее обязательно остались бы царапины. За ночь такие ног­ти не отрастишь, а убийца был без перча­ток. И не мистер Херн, в чем бы он ни стремился меня убедить. Мистер Херн не знал, в какой комнате спала Салли. Ему пришлось спросить господина Макси, куда нести лестницу.

– Да только дурак признался бы, что знает. Может, я притворялся?!

– Но вы не притворялись, – оборвал его Стивен. – Оставьте при себе свою чер­тову привычку опекать всех. Вы-то мень­ше всех были заинтересованы, чтобы Салли умерла. Как только Салли поселилась бы здесь, Дебора могла бы выйти за вас за­муж. Поверьте мне, при других условиях вам ее не заполучить. Теперь вам ее как своих ушей не видать, и вы это прекрас­но знаете.

Элеонора Макси подняла глаза и спо­койно сказала:

– Я пошла к ней поговорить. Если она действительно любила моего сына, она должна была понять, что этот брак погубит его. Я хотела узнать, что у нее на уме. Я изве­лась совсем, ждать до утра не было сил. Она лежала на постели и распевала. Все бы кончилось благополучно, если бы она не проделала две вещи. Она стала смеяться надо мной. И сказала, Стивен, что ждет от тебя ребенка. Все произошло мгновенно. Она была живой и смеялась. Мгновение – и она мертва под моими пальцами.

– Так это вы! – прошептала Кэтрин. – Это вы!

– Конечно, – тихо подтвердила Элео­нора Макси. – Сами подумайте. Больше некому.

4

Макси считали, что в тюрьму садиться – все равно что ложиться в больницу, толь­ко уж совсем помимо собственной воли. И то и другое – из ряда вон выходящий и достаточно страшный опыт, к которому жертва относится с клинической отстраненностью, а наблюдатели – с преднамеренным весе­льем, чтобы создать атмосферу увереннос­ти, а не бессердечия. Элеонора Макси в сопровождении спокойной, тактичной жен­щины-сержанта полиции отправилась в пос­ледний раз принять дома ванну. Она на­стояла на своем, ведь этим заканчиваются обычно сборы в больницу, и никто не ре­шился сказать, что первая процедура во время поступления в казенный дом – ванна. Ин­тересно, существует ли разница между тем, кто находится под арестом, и тем, кто признан виновным? Феликс, может, и знал, но спра­шивать у него никто не хотел. Водитель по­лицейской машины ждал их на заднем дворе, внимательный и скромный, как больнич­ная сиделка. Последние распоряжения, записки друзьям, телефонные звонки, то­ропливые сборы. Приехал мистер Хинкс, запыхавшийся и невозмутимый, он точно закаменел, – не мог давать советов, уте­шать, но явно сам отчаянно нуждался в уте­шении, так что Феликс взял его под руку и проводил домой. Дебора смотрела из окна, как они скрылись из вида, интересно, о чем они говорят. Пошла наверх к матери, увидала Далглиша, он звонил из холла. Их взгляды встретились. Ей казалось мгнове­ние, что он собирается заговорить, но он снова склонился над аппаратом, а она по­шла своей дорогой, внезапно подумав и нисколько не удивляясь этой мысли, что, сложись все по-другому, она бы инстинктивно потянулась к этому человеку за под­держкой и советом.

Стивен сидел один, он теперь только по­нял, что несчастье – это адская боль не имеющая ничего общего с недовольством и тоской, которые он раньше считал си­нонимами несчастья. Он сделал два глот­ка, но почувствовал, что выпивка плохой помощник. Ему нужно излить кому-то свое горе, чтобы его уверили в несправедливос­ти обрушившихся на него несчастий. И он пошел искать Кэтрин.