— Пожалуйста, скажите мне, что все произошло быстро! — сказала миссис Холстед. — Прошу вас, скажите, что она не страдала!
— Думаю, все произошло быстро, леди Холстед.
Что он мог еще сказать? Зачем взваливать на нее все, что выпало на долю ее ребенка?
— Когда выдадут тело? — спросил сэр Дэниел.
— Вскрытие состоится завтра. Я не знаю, когда выдадут тело.
— Похороны мы устроим скромные, — сказал сэр Дэниел. — Это будет кремация. И мы были бы благодарны вам за любую помощь в удерживании на расстоянии зевак.
— Мы сделаем все, что в наших силах. Лучший способ уберечься от посторонних — по возможности сохранить место и время похорон в секрете.
— Но, дорогой, — обратилась к мужу леди Холстед, — мы не можем вот так просто ее убрать, словно она была никем! С ней захотят попрощаться ее друзья! Нужно по крайней мере устроить панихиду в какой-нибудь симпатичной церкви. Лучше всего в Лондоне. Псалмы, цветы, что-нибудь красивое в память о ее жизни — такую службу, которую люди не забудут!
Она выжидательно поглядела на Дэлглиша, будто он сразу должен был начать искать подходящее место, священника, органиста, хор, цветы…
— Селия и близко не подходила к церкви, — заметил ее муж. — Если смерть вызвала большой шум и была достаточно драматичной, церковь уместна. Я сомневаюсь, что здесь имеет место нечто подобное. У меня нет желания давать шанс фотографам.
Он не мог продемонстрировать свое главенство более красноречиво. Жена посмотрела на сэра Дэниела, потом опустила глаза и покорно сказала:
— Если ты так решил, дорогой…
Вскоре они ушли. Сэр Дэниел попросил, точнее, потребовал держать его в курсе расследования. Внизу повторился тот же ритуал, что и при прибытии. Все было узнано, все сказано. Сэр Дэниел проводил полицейских до лифта и затем доехал с ними до первого этажа. Дэлглиш подумал, что за такой почтительностью скрывалось желание сказать что-нибудь с глазу на глаз, но Холстед молчал.
В машине Кейт сказала:
— Мне интересно, сколько у нее времени ушло на этот макияж и ногти. Та еще горюющая мать, правда?
Дэлглиш смотрел на дорогу перед собой.
— Если для ее самомнения важно встречать день накрашенной, с ухоженными ногтями, если для нее это столь же привычно, как душ, с какой стати отказываться от этого? Чтобы выглядеть подавленной, как того требуют приличия? Богатых и знаменитых тоже убивают, как и любого из нас: привилегированность не дает иммунитета от семи смертных грехов. Нам следует помнить, что им тоже свойственны человеческие чувства, в том числе и скорбь.
Он говорил спокойно, сам себе, однако Кейт слышала его иначе. Дэлглиш редко критиковал, и все же когда это происходило, ей хватало соображения не объяснять и не извиняться. Она сидела красная, охваченная ощущением собственного ничтожества.
Адам продолжил, при этом его голос стал мягче, будто предыдущих слов не было:
— Я бы хотел, чтобы вы с Пирсом поговорили с леди Суотлинг. Выясните, не собралась ли она рассказать о Селии Меллок больше, чем Кэролайн Дюпейн. Суотлинг и Дюпейн, конечно, предварительно посоветовались. С этим мы ничего поделать не можем.
У Кейт запищал мобильный.
— Это Бентон-Смит, сэр. Ему только что позвонили из магазина благотворительных распродаж в Хайгейте. Похоже, они нашли эту сумочку. Пирс и Бентон-Смит уже на пути туда.
Помещение, в котором леди Суотлинг приняла Кейт и Пирса, было, несомненно, ее офисом. Царственно замедленным жестом она указала на диван и сказала:
— Пожалуйста, садитесь. Могу ли я вам что-нибудь предложить? Кофе? Чай? Мне известно, что вы не склонны выпивать на службе.
Кейт в ее тоне послышался намек, будто вне службы у полицейских принято напиваться до состояния столбняка. Не дав Пирсу заговорить, инспектор ответила:
— Спасибо, не надо. Мы не собираемся вас надолго отвлекать.
Офис сбивал с толку. У этой комнаты было двойное предназначение — непонятно, какое главное. Сдвоенный стол перед южным окном, компьютер, факс и тянущиеся вдоль левой стены металлические шкафы с папками играли роль собственно офиса. Правая сторона комнаты обладала домашним уютом гостиной. В изящном камине горел газ, давая мягкое тепло, дополняющее работу радиаторов. На каминной полке стояла вереница фарфоровых фигурок, а над ней висел масляный портрет. Женщина восемнадцатого века, с поджатыми губами и сверкающими глазами, в сильно декольтированном платье из дорогого синего атласа, держит в длинных пальцах апельсин — так осторожно, будто ждет, что он сейчас взорвется. У дальней стены стоял буфет со всевозможными фарфоровыми чашками и блюдцами, розовыми и зелеными. Правая сторона комнаты создавала определенное впечатление, выгодно выделяющее леди Суотлинг.
Хозяйка офиса взяла инициативу в свои руки. Не успели Кейт или Пирс открыть рот, как она уже говорила:
— Вы здесь, конечно, в связи с трагедией в музее Дюпейна — смертью Селии Меллок. Естественно, я хочу помочь вам в ваших поисках, если смогу; только непонятно, в чем именно может заключаться моя помощь. Мисс Дюпейн наверняка сказала вам, что Селия оставила школу весной прошлого года, отучившись лишь два триместра. У меня нет никакой информации о ее дальнейшей жизни и занятиях.
— При любом убийстве нам нужно знать о жертве как можно больше, — сказала Кейт. — Мы надеемся услышать о Селии хоть что-нибудь. Например, о ее друзьях, какой она была учащейся, интересовалась ли она музеями?
— Боюсь, я не смогу. С такими вопросами следует обращаться к ее семье или к людям, которые ее знали. Эти две трагические смерти не имеют никакого отношения к Суотлинг.
Пирс уставился на леди Суотлинг, и в его взгляде смешались восхищение и презрение. Кейт знала этот взгляд: леди Суотлинг ему не понравилась. Он вкрадчиво сказал:
— И все же связь есть, не правда ли? Селия Меллок здесь училась, мисс Дюпейн входит в правление, здесь работала Мюрел Годбай, а умерла Селия в музее Дюпейна. Боюсь, при убийстве приходится задавать вопросы, ставящие невиновного в не менее неловкое положение, чем виновного.
«Пирс придумал эту фразу заранее. Разумно, и он еще этим воспользуется», — сказала про себя Кейт.
На леди Суотлинг слова Пирса произвели впечатление.
— Училась Селия неудовлетворительно — главным образом потому, что была несчастным ребенком и ее совершенно не интересовало то, что мы могли предложить, — начала она. — Мисс Дюпейн не хотела ее брать, но леди Холстед, с которой я знакома, была очень настойчива. Девушку выгнали из двух предыдущих школ, и мать с отчимом очень хотели, чтобы она получила хоть какое-то образование. К несчастью, Селия пришла сюда не по собственному желанию, а такое начало не обещает ничего хорошего. Как я уже вам говорила, я ничего не знаю о ее жизни до школы. В Суотлинге мы встречались очень редко, а после ухода Селии я не видела ее ни разу.