Вообще-то Далглиш любил этот простор, это слияние моря и неба, но сегодня пейзаж вселял в его душу беспокойство. Он внезапно увидел знакомую картину новыми глазами: суровый, жутковатый, враждебный край. Далглишем вновь овладела тревога минувшей ночи, и он с немалым облегчением увидел среди песчаных дюн знакомую фигуру, прямую и несгибаемую, словно флагшток; красные концы шарфа трепетали на ветру.
Тетушка тоже заметила Далглиша и зашагала ему навстречу. Они остановились лицом друг к другу и какое-то время молчали, пережидая, пока стихнет внезапно налетевший шквал. Над самыми их головами с гортанным криком пролетели две цапли, натужно рассекая воздух тяжелыми крыльями. Далглиш проводил птиц взглядом. Длинные их шеи были вытянуты, стройные коричневатые ноги отставлены назад наподобие рулей высоты у самолета.
– Цапли, – с шутливой торжественностью объявил племянник.
Джейн Далглиш засмеялась и протянула ему свой полевой бинокль.
– А что ты скажешь вон о тех? Небольшая стая серо-коричневых птиц сидела на гальке. Далглиш успел только рассмотреть белые хвосты и черные, изогнутые книзу клювы – стая разом взмыла вверх и светлым облачком понеслась по ветру вдаль.
– Чернозобики? – предположил Далглиш.
– Этого ответа я от тебя и ждала. Действительно, они похожи на чернозобиков. Но это кроншнепы.
– Но, тетя, в прошлый раз, когда ты мне показывала кроншнепов, они были с розовыми хохолками, – запротестовал племянник.
– Так то было летом. А к осени молодые птицы подрастают, и хохолок становится коричневатым. Вот почему их так легко спутать с чернозобиками… Твоя поездка в Лондон была успешной?
– Большую часть дня я бездарно тащился по стопам Реклесса. Но во время затянувшегося обеда с Максом Герни в «Клубе мертвецов» узнал кое-что новенькое. Оказывается, Сетон намеревался почти весь свой капитал завещать на учреждение литературной премии. Он отчаялся добиться славы при жизни и задумал приобрести бессмертие иным путем. И скряжничать не собирался… Между прочим, я теперь более или менее представляю, как убили Сетона, но Реклесс вряд ли скажет мне спасибо, потому что доказать мою версию практически невозможно. Наверно, надо будет ему позвонить, когда мы вернемся в дом, – без энтузиазма заключил Далглиш.
Тетушка искоса посмотрела на него, но спрашивать ни о чем не стала и поскорее отвернулась в сторону, чтобы племянник не прочел на ее лице тревогу и не рассердился бы.
– А Дигби знал, что ему предстоит лишиться наследства? – помолчав, все же спросила она.
– Никто не знал. Кроме Макса. Самое странное то, что Сетон сообщил ему об этом письмом. Причем, судя по всему, напечатал письмо лично. Однако в доме Сетона Реклесс не обнаружил копии этого послания – иначе он сказал бы мне. И непременно расспросил бы Сильвию Кедж и Дигби.
– Но Морис мог напечатать письмо в одном экземпляре, без копирки, если хотел сохранить свое намерение в тайне.
– Копирка была подложена. Ее нижний край завернулся, и несколько слов отпечатались на листке сзади. Да и сверху осталось смазанное пятно от копирки. Возможно, конечно, что Сетон потом уничтожил копию, но это маловероятно – слишком уж аккуратно вел он свою переписку. Кстати говоря, это не единственная загадка, связанная со вторыми экземплярами. Считается, что Сетон напечатал тот кусок, где его герой посещает «Кортесклуб», в Лондоне. Однако слуга из «Клуба мертвецов» уверяет, что никакой копии в его комнате не осталось. Возникает вопрос: где она?
Тетушка задумалась. Далглиш впервые обсуждал с ней детали расследования, и она была одновременно заинтригована и слегка польщена. Однако тут же напомнила себе, что ведь это, собственно, не его дело, а Реклесса. Инспектору самому предстояло решить, насколько существен факт отсутствия второго экземпляра в комнате Сетона. Джейн Далглиш с удивлением поняла, что эта загадка вызывает у нее нешуточный интерес.
– Есть, очевидно, несколько вариантов, – начала она. – Возможно, Сетон работал без копирки. Но в этом я сомневаюсь, зная его педантичность и обстоятельность. Вторая возможность: он сам или кто-то, имевший доступ в комнату, уничтожил копию. Третий вариант: Сильвия показала не ту рукопись, которую получила от Сетона. Реклесс наверняка узнавал у почтальона, действительно ли Сильвия получила длинный пакет коричневого цвета. Но кто подтвердит, что там была именно эта рукопись? Если же Сильвия говорит правду, можно предположить, что кто-то подменил рукопись еще в клубе, прежде чем она попала на почту. Интересно, это возможно? Или он отнес рукопись на почту сам?
– Я спрашивал об этом у Планта. Никто из обслуживающего персонала клуба не ходил по поручению Сетона на почту. Но конверт с рукописью мог, конечно, пролежать в комнате достаточно долго, чтобы содержимое успели подменить. Или же Сетон мог попросить отнести пакет не кого-то из прислуги, а постороннего. Однако подобный поворот дела предвидеть было невозможно, а мы знаем, что убийство планировалось загодя. Во всяком случае, я в этом убежден. Реклесса еще надо убеждать, что речь вообще идет об убийстве.
– Нет ли еще какого-нибудь варианта? – спросила Джейн Далглиш. – Мы знаем, что Сетон не мог отправить по почте вторую рукопись, в которой описывается труп в лодке. К тому времени он был уже мертв. У нас нет даже оснований утверждать, что этот текст написан им. Нам известно об этом лишь со слов Сильвии Кедж.
– Думаю, писал действительно Сетон. Когда Макс Герни показал мне его письмо, я узнал ту же манеру печатать. Обе рукописи напечатаны одним и тем же человеком.
Разговаривая, они непроизвольно свернули с продуваемого ветрами пляжа на дорожку, что, петляя между дюнами, вела к птичьему заповеднику. Оставалось два десятка шагов до ближайшего наблюдательного пункта, откуда заповедник отлично просматривался. У Далглиша и его тети давно вошло в привычку во время прогулок по берегу доходить именно до этого места, поэтому оба не сговариваясь направились туда. Десятиминутное наблюдение в бинокль за тростниковыми зарослями под завывание злого восточного ветра было непременным ритуалом, свято соблюдавшимся во время осенних визитов племянника в Монксмир. Наблюдательный пункт представлял собой самое обычное сооружение подобного рода: будка из грубо сколоченных досок с тростниковой крышей, скамейкой, на которой можно было передохнуть после ходьбы, и смотровой щелью, выходившей в сторону болот. Летом здесь пахло прогретым на солнце деревом, влажной землей и травами. Даже в холодное время года тепло не уходило полностью – деревянные стены, казалось, удерживали жар и запахи лета.
Тетя с племянником поравнялись с будкой, и Джейн уже собиралась шагнуть в узкий вход, но Далглиш вдруг воскликнул:
– Стоп! Ни шагу больше!
Еще миг назад он брел словно в полудреме, но внезапно мозг его проснулся, реагируя на сигнал, посланный натренированным зрением: к двери наблюдательного пункта вела цепочка мужских следов, четко отпечатавшихся на песке. И еще запах – тошнотворное зловоние, не имевшее ничего общего с ароматом травы и земли. Тетушка замерла на месте, а Далглиш осторожно обошел ее и заглянул внутрь.