Я расплатилась с водителем, пересела в свою машину, отъехала на один квартал, чтоб не мозолить глаза людям, и ощутила настоятельную потребность обмозговать ситуацию. Выпустила Сашку, сама пристроилась на скамейке в уютном дворике, впрочем, не красоты сейчас занимали меня. То, что Ларионов поддерживает связь с Тагаевым, я видела собственными глазами, и это в то время, когда Дед вроде бы сильно обеспокоен тем, что Тагаев надумал идти в политику и тем самым спутать ему все карты. По идее, следовало бежать к Деду со всех ног и докладывать, что он пригрел на груди змеюку, но я не особо торопилась. Прежде всего, я очень сомневалась, что Ларионов крысятничает. Деда он знает хорошо. Допустим, Тагаев его мог чем-то прижать, допустим, даже хорошо прижать, но он отлично знает, что, выступая против Деда… Из двух зол выбирают меньшее… А если Дед уже не тот и сила не та и эта банда почувствовала слабину? Вот и бросились к Тагаеву. Король умер, да здравствует король! До смерти еще слишком далеко, и Дед без боя гроша не уступит, будет стоять насмерть, как наши под Сталинградом. Было еще кое-что: Дед и Тагаев наживают деньги рука об руку, разумеется, никак этого не афишируя и даже открещиваясь друг от друга. Теперь при тесном экономическом контакте у них вроде бы наметился политический разлад. Или ничего не наметилось и эти двое просто пудрят всем мозги, разыгрывая свою партию? Одному богу известно, что они могли придумать. Возможно, у Тагаева есть на Деда обиды, тот на вершинах славы, а Тимур для него каштаны из огня таскает. Вот ему и надоело, тоже в Наполеоны захотел. Возьмут да и вцепятся друг другу в горло. Дед даже спрашивал, по какую стороны баррикады я намерена остаться? Если честно, так мне по фигу, пусть сами разбираются, мне бы отсидеться в сторонке, и плевать я хотела на их политические баталии. Вру. На Деда не наплевать. Он, сукин сын, беспринципный и жестокий, но я его люблю, раньше любила, и сейчас что-то от той любви осталось, может, немного, но в самый раз для того, чтоб не стоять в сторонке, когда его начнут жрать с потрохами. И чем я помогу? Перво-наперво тем, что никуда не полезу, дабы случайно не поломать его игру. В этой игре мне кто-то уготовил место. Дед или не Дед, поди разберись. Но я в игре, это точно, и кому-то сие очень понадобилось.
— Ох, как зубы-то ноют от открывающихся перспектив, — сказала я вслух. Сашка весело бегал возле песочницы, с интересом поглядывая на меня.
Я достала телефон и набрала номер мобильного Деда, все-таки хотелось поговорить со старым змеем, вдруг против обыкновения соизволит намекнуть, чего ждать от жизни. Дед отозвался незамедлительно, но голос его звучал с недовольством. Совершенно не родной голос, ни тебе ласки, ни радости — сплошная суровость и непреклонность.
— Чего тебе? — спросил он.
— Даже народные избранники чрезвычайно высокого полета, каким являешься ты, должны время от времени чего-то есть. В связи с этим я спрашиваю: мы не могли бы пообедать вместе?
Пауза слегка затянулась. Я собиралась было робко кашлянуть, чтобы напомнить о своем существовании, но тут он спросил:
— С чего это вдруг?
— Погода скверная. У меня депрессия. Ты со мной суров до невозможности. Сашка вредничает. Я потеряла смысл жизни и не могу найти его. Этого достаточно, или мне еще что-нибудь придумать?
— Ты понимаешь, что у меня нет времени?
— Понимаю. Но ничего не могу поделать.
— Хорошо, — буркнул Дед. — Закажи столик во «Фламинго», часов на семь, нет, на шесть. Постараюсь быть. И ради бога, оденься по-человечески и оставь дома свою дурацкую таксу.
Вот так-так, хорошо, хоть Сашка не слышал.
— Пес, мне срочно надо принять черты дамы из общества. Бегом в машину.
Столик я заказала, по дороге домой заскочила в парикмахерскую и сделала прическу, на это ушло около часа. Мастер была довольна и нахваливала мою красоту. Я не слушала, просто радуясь ее радости.
Дома я провела ревизию своего гардероба, выбрала белый костюм с красной розой в петлице, натянула красные ботфорты и скроила рожу своему отражению в зеркале. Сашка наблюдал за всем этим с величайшим интересом, наверное, тоже прикидывал, чего ему следует ждать от жизни при таком раскладе. В общем, два условия я выполнила, а на третье решила наплевать и взяла Сашку с собой. Я в красных ботфортах, а он дома? Да он мне такого ни в жизнь не простит. Правда, из своей сумки он перекочевал в мою, красную. Пробовал возражать и даже кусаться, но, будучи поставлен перед фактом: либо в сумку лезть, либо телик смотреть, — вздохнул и полез в сумку.
Через пятнадцать минут я была во «Фламинго», умудрившись прийти раньше намеченного времени. К моему удивлению, Дед уже сидел за столом и читал газету. В небольшом зале он был один, если не считать официанток, которые толпились возле двери в состоянии, близком к помешательству.
— Он не кусается, — сказала я им, имея в виду Деда.
— Мы знаем. Хорошая собачка. Ему миску принести?
— Мы не поняли друг друга, — констатировала я, отказавшись от миски. Дед, будучи на редкость консервативным, не придет в восторг, обедая с моей собакой за одним столом.
Дед оторвался от чтения, перевел взгляд на меня и, поспешно сложив газету, поднялся.
— Рад тебя видеть, — сказал он совершенно серьезно, но этого ему показалось мало, и он добавил:
— Господи, какая ты красивая.
— Это тряпки, — пожала я плечами. — А я все та же.
— Мне нравятся твои красивые тряпки, — кивнул он, помогая мне устроиться за столом. — Ты бы сделала мне большое одолжение, если б больше внимания уделяла своим нарядам.
— Ничего себе, — развеселилась я. — Я-то думала, что работаю на тебя.
— Одно другому не мешает. Я заказал по бокалу мартини, мне еще сегодня предстоит масса дел.
— Сколько у нас времени?
— Час-полтора.
— Отлично, сможем поесть спокойно.
— Выпусти пса из сумки, к твоим чудачествам здесь привыкли,
— Я больше думала о тебе, когда его запихивала туда.
— Лучше бы ты подумала о нем и оставила дома. Что за страсть везде таскать с собой это богопротивное существо, — поморщился Дед.
— Все существа одинаково им любимы, это ведь его творение, — вступилась я за Сашку.
— Причем тут господь? Это чокнутые англичане, господу в голову бы не пришло создать такую нелепость.
— Прекрати, он же все понимает.
— Это собака. А ты тихо сходишь с ума и относишься к нему, как к… — Он замолчал.