— Что ж, нам есть чего ждать с нетерпением, — мрачно произнес Уилл, когда его мать вышла. — Вы сможете хорошенько рассмотреть мой зад, а меня оботрет губкой девица, которая падает в обморок при виде обнаженной плоти.
— Я не падаю в обморок при виде обнаженной плоти.
— Кларк, я в жизни не видел, чтобы кто-то так боялся человеческого тела. Вам случайно не кажется, будто оно радиоактивное?
— Тогда пускай вас моет ваша мама, — огрызнулась я.
— Это делает мысль о походе на концерт еще более привлекательной.
А затем я столкнулась с проблемой гардероба. Я не знала, что надеть.
Я неправильно оделась на скачки. А вдруг я снова оденусь неправильно? Я спросила у Уилла, что лучше подходит, и он посмотрел на меня как на умалишенную.
— Свет будет погашен, — пояснил он. — Никто не будет на вас смотреть. Все будут сосредоточены на музыке.
— Вы ничего не знаете о женщинах, — возразила я.
В итоге я привезла на автобусе в древнем папином чехле для костюмов четыре разных наряда. Другого способа убедить себя пойти не было.
Натан прибыл на вечернюю смену в половине шестого, и пока он ухаживал за Уиллом, я скрылась в ванной, чтобы переодеться. Сначала я надела так называемый артистический наряд — зеленое платье с оборками, расшитое крупными янтарными бусинами. Я полагала, что люди, которые посещают концерты, должны быть весьма артистичными и яркими. Уилл и Натан уставились на меня, когда я вошла в гостиную.
— Нет, — сухо отрезал Уилл.
— Так могла бы одеться моя мама, — добавил Натан.
— Вы никогда не говорили, что ваша мама — Нана Мускури, [50] — заметил Уилл.
Под смешки мужчин я скрылась в ванной.
Второй наряд был очень строгим черным платьем, скроенным по косой, с белым воротничком и манжетами, которое я сшила сама. На мой взгляд, оно обладало парижским шиком.
— Вы собираетесь подать нам мороженое? — спросил Уилл.
— Чудесная горничная, детка, — одобрительно заметил Натан. — Почаще носи его днем. Я серьезно.
— Сейчас ты попросишь ее протереть плинтуса.
— Они и правда запылились.
— Завтра я вам обоим в чай подмешаю «Мистер Мускул».
Наряд номер три — широкие желтые брюки — я забраковала, предчувствуя ассоциации Уилла с Медвежонком Рупертом, [51] и сразу надела четвертый вариант, винтажное платье из темно-красного атласа. Оно было создано для более голодного поколения, и я уже тайком помолилась, чтобы молния сошлась на талии, но в нем у меня была фигура старлетки пятидесятых, и это было «королевское» платье, в таком просто невозможно не чувствовать себя на все сто. На плечи я накинула серебряное болеро, шею обвязала серым шелковым шарфом, чтобы прикрыть грудь, подкрасила губы помадой в тон и вышла в гостиную.
— Ух ты! — восхитился Натан.
Уилл смерил мое платье взглядом. Только сейчас я заметила, что он переоделся в рубашку и пиджак. Свежевыбритый, с подстриженными волосами, он выглядел на удивление привлекательным. Я невольно улыбнулась ему. Дело даже не в том, как он выглядит, — дело в том, что он приложил усилия.
— То, что надо. — Его голос был невыразительным и странно размеренным.
— Только болеро нужно снять, — добавил Уилл, когда я протянула руку, чтобы поправить ворот.
Он был прав. Я знала, что оно не вполне подходит. Я сняла его, осторожно сложила и повесила на спинку стула.
— И шарф.
— Шарф? — Моя рука метнулась к шее. — Почему?
— Он не подходит. И у вас такой вид, словно вы пытаетесь под ним что-то скрыть.
— Но я… Ну, без него вся грудь напоказ.
— И что? — пожал он плечами. — Послушайте, Кларк, такие платья надо носить уверенно. Вы должны заполнить его не только физически, но и умственно.
— Только вы, Уилл Трейнор, способны указывать женщине, как ей носить чертово платье.
Но шарф я сняла.
Натан пошел собирать сумку. Я пыталась придумать, что еще сказать о покровительственном отношении Уилла, когда обернулась и увидела, что он смотрит на меня.
— Вы чудесно выглядите, Кларк, — тихо произнес он. — Правда.
* * *
Я бы выделила несколько вариантов реакции на Уилла обычных людей — Камилла Трейнор, вероятно, назвала бы их рабочим классом. Большинство пялились. Кое-кто жалостливо улыбался, выражал сочувствие или спрашивал у меня театральным шепотом, что случилось. Мне часто хотелось ответить: «Поссорился с секретной разведкой», просто чтобы посмотреть на реакцию, но я сдерживалась.
И вот что я вам скажу о среднем классе. Они делают вид, будто не смотрят, но на самом деле смотрят. Они слишком вежливы, чтобы по-настоящему пялиться. Вместо этого они проделывают странный трюк: ловят Уилла в поле зрения и старательно не смотрят на него. А когда он проезжает, немедленно глядят ему вслед, даже если продолжают с кем-то беседовать. Но говорят не о нем. Потому что это было бы грубо.
Мы пробирались через фойе симфонического зала, где элегантные люди стояли небольшими группами с сумками и программками в одной руке и джином с тоником в другой, и я видела, как подобная реакция пробегает по ним едва заметной рябью, сопровождавшей нас до партера. Не знаю, заметил ли Уилл. Иногда мне казалось, что он мог справиться с этим, только притворившись, будто ничего не видит.
Мы заняли свои места — два человека перед центральным блоком сидений. Справа от нас находился еще один мужчина в инвалидном кресле, жизнерадостно болтавший с двумя женщинами, сидевшими по бокам от него. Я наблюдала за ними, надеясь, что Уилл тоже их заметит. Но он смотрел вперед, вжав голову в плечи, словно пытаясь стать невидимым.
«Ничего не получится», — произнес внутренний голос.
— Вам что-нибудь нужно? — прошептала я.
— Нет, — покачал он головой и сглотнул. — Вообще-то, да. Мне что-то впивается в шею.
Я наклонилась, провела пальцем по воротнику и обнаружила нейлоновый ярлык. Я потянула за него, надеясь оторвать, но он оказался упрямым.
— Новая рубашка. Вам правда неудобно?
— Нет. Я просто решил пошутить.
— У нас в сумке есть ножницы?
— Не знаю, Кларк. Вообще-то, я редко собираю ее самостоятельно.
Ножниц не было. Я оглянулась на зрителей, которые рассаживались по местам, перешептывались и изучали программки. Если Уилл не сможет расслабиться и сосредоточиться на музыке, вечер пройдет впустую. Я не могу позволить себе второй неудачи.
— Не двигайтесь, — велела я.