— Не совсем так, — сделав большой глоток, говорит она и внезапно поворачивается к Полу лицом: — Хотя на самом деле да. Сегодня день смерти моего мужа. Он умер четыре года назад. Умер. И те, кто и мизинца его не стоит, сейчас наперебой твердят мне, что я должна идти дальше. У меня живет девушка-гот, а я даже не могу вспомнить ее фамилии. Я по уши в долгах. И я пошла сегодня в гей-бар, потому что была не в силах оставаться дома совсем одна, и у меня стащили сумочку, где лежали двести фунтов, снятые с кредитной карты, чтобы заплатить муниципальный налог. А когда вы спросили, есть ли кто-нибудь, кому я могу позвонить, единственным человеком, способным, как мне кажется, предложить мне постель, оказалась Фрэн, женщина, что живет в картонных коробках на первом этаже нашего дома.
Пол пытается переварить слово «муж» и практически не слышит того, что она говорит.
— Ну, если на то пошло, я могу предложить вам постель, — произносит он и снова видит ее усталый взгляд. — Кровать моего сына. Она, конечно, не самая удобная в мире. Я хочу сказать, брат спал на ней, когда порвал со своим последним бойфрендом, после чего заявил, что из-за этой кровати ему теперь приходится лечиться у остеопата, — улыбается Пол и, чуть замявшись, говорит: — Но все лучше, чем картонные коробки.
— Да уж. Значительно лучше, — избегая его взгляда, отвечает она и добавляет с кривой усмешкой: — В любом случае бесполезно просить Фрэн. Черта с два она согласится.
— Что будет крайне нелюбезно с ее стороны. Хотя я тоже не стал бы к ней проситься. Посиди здесь. Поищу тебе зубную щетку.
Иногда, думает Лив, ты попадаешь в параллельный мир. Тебе кажется, будто ты знаешь, что тебя ждет: тоскливый вечер перед телевизором, бокал-другой в баре, бегство от прошлого, — но неожиданно ты сворачиваешь с прямого пути и попадаешь туда, куда даже не думал — не гадал. Тебе кажется, что все, хуже не бывает: сумочку украли, деньги пропали, муж умер — словом, жизнь прошла мимо. И вдруг ты оказываешься в три часа ночи в крошечной квартирке незнакомого американца с ярко-голубыми глазами и кудрявыми волосами с проседью, и он заставляет тебя беззаботно смеяться, словно все хорошо и нет никаких поводов волноваться.
Она успела уже здорово набраться. Выпила не меньше трех бокалов здесь, на квартире у Пола, и несравнимо больше там, в баре. Но сейчас ей удалось достичь того редкого, но удивительно приятного состояния алкогольного равновесия, когда она не настолько пьяна, чтобы не стоять на ногах, но и не настолько трезва, чтобы не наслаждаться приятными мгновениями: ведь сидящий рядом мужчина смешит ее до слез, а его тесная квартира не хранит болезненных воспоминаний. Они говорят и говорят, но не могут наговориться, их голоса звучат все громче и возбужденнее. Лив, еще не успев оправиться от шока, расслабилась под действием алкоголя и раскрыла ему душу, ведь он был незнакомцем, которого она, скорее всего, больше никогда не увидит. А Пол, в свою очередь, поведал ей об ужасах развода, о порядках в полиции, которые ему совершенно не подходят, о своей тоске по Нью-Йорку, куда он не может вернуться, пока не подрастет сын. Ей хочется поделиться с ним абсолютно всем, потому что он абсолютно все понимает. Она рассказала ему о своей душевной боли и своей обиде на весь мир, а еще о том, что смотрит на другие пары и просто не видит смысла пытаться пробовать еще раз. Потому что ни одна из супружеских пар не выглядит реально счастливой. Ни одна.
— О'кей. Я здесь вроде адвоката дьявола, — ставит бокал Пол. — Хотя что может сказать человек, профукавший собственные отношения?! Но ты ведь была замужем четыре года. Так?
— Так.
— Я не хочу показаться циничным или типа того, но не кажется ли тебе, будто столь светлый образ сохранился в твоей душе именно потому, что он уже умер? Все, что быстро кончается, с течением времени кажется намного лучше. На этом держится вся индустрия сотворения кумиров из покойных кинозвезд.
— Значит, ты хочешь сказать, что проживи мы вместе чуть подольше, то непременно опостылели бы друг другу?
— Не обязательно. Но обыденность, дети, ежедневные стрессы наверняка уничтожили бы романтический флер.
— Мнение опытного человека.
— Угу. Очень может быть.
— Нет. У нас все было бы по-другому, — мотает она головой. Комната слегка вертится перед глазами.
— Да брось ты! Наверняка он тебя иногда хоть немного, да раздражал. Без этого не бывает. Ну, знаешь, когда он начинает нудить, что ты слишком много тратишь, или пердишь в постели, или не закручиваешь крышечку от зубной пасты…
Лив снова решительно мотает головой:
— Ну почему, ну почему всегда так?! Почему всем так хочется принизить все, что у нас было? Знаешь что? Мы просто были счастливы. Мы не ссорились. Ни из-за пасты, ни из-за пердежа, вообще ни из-за чего. Мы просто любили друг друга. Действительно любили. Мы были… счастливы. — Она изо всех сил старается не заплакать и отворачивается к окну, чтобы скрыть слезы. Нет, сегодня она не будет плакать. Только не сегодня.
В комнате становится тихо. «Вот черт!» — думает она.
— Значит, ты одна из тех редких счастливиц, — раздается голос у нее за спиной.
Она поворачивается, и Пол Маккаферти показывает на недопитую бутылку.
— Счастливиц?
— Не всем так везет. Четыре года — это срок! Ты должна быть благодарна.
«Благодарна»? В его устах это звучит вполне разумно.
— Да, — слегка помедлив, отвечает она. — Наверное, должна.
— Честно говоря, истории типа твоей воодушевляют.
— Очень мило с твоей стороны, — улыбается она.
— Но это чистая правда. За… Как его звали? — поднимает бокал Пол.
— Дэвид.
— За Дэвида! За хорошего парня!
И она, поймав его удивленный взгляд, широко улыбается:
— Да. За Дэвида!
— Знаешь, такое со мной впервые. Надо же, пригласить к себе девушку и пить за ее мужа! — говорит он, и в ответ она заливисто смеется, словно в рот попала смешинка. Затем он поворачивается к ней и, не дав опомниться, осторожно вытирает большим пальцем тушь под ее левым глазом. — Я весь вечер хотел это сделать. Твоя косметика, — поднимает он палец. — Не уверен, что ты в курсе.
Лив смотрит на него, и ей кажется, будто через нее пропустили электрический разряд. Она смотрит на его покрытые веснушками сильные руки, на мощную шею, обтянутую слишком тесным воротничком, и неожиданно теряет остатки здравого смысла. Тогда она ставит бокал, чуть наклоняется вперед и неожиданно делает именно то, что ей сейчас больше всего хочется: прижимается губами к его рту. Сперва она испытывает легкое потрясение от физического контакта с мужчиной, потом чувствует его дыхание на своей коже, его руку на своей талии, и вот он уже отвечает на ее поцелуй, его мягкие губы слегка пахнут танином. Она растворяется в его объятиях, качается на волнах чувственности, алкогольного опьянения и безмятежности. О господи! Вот это мужчина! Его глаза закрыты, ее голова идет кругом, его нежные поцелуи так сладостны.