– Если не хочешь опоздать, одевайся и спускайся вниз. Я займу тебе место! Кофе, сыр, круассаны с джемом и маслом… – М-м-м! От мысли о завтраке у меня потекли слюни, как у младенца.
В буфетной опять хлопотала полная пожилая негритянка. На ней был кружевной передник и кокетливая белая шапочка на кудрявых седых волосах. Несмотря на опоздание, она встретила меня улыбкой и тут же налила мне кофе. За столиками уже никого не было. Все было прибрано, чисто, свежие круассаны ждали меня на розовом блюде. Я заняла отличное место у самого окна. Какое наслаждение было есть, смотреть на улицу и чувствовать себя совершенно свободной!
Лена не появлялась.
«Напрасно она не идет завтракать, – думала я, все-таки посматривая на вход. – Сегодня можно еще спокойно здесь посидеть. А завтра – все. Чемоданы к бою, паспортный контроль, прибыл, убыл, прощай, Париж! Снова дом, Москва, ежедневные дела и работа!» – Но от этих мыслей у меня не появилось ни разочарования, ни тоски. Я была довольна своей поездкой.
Какие бы ни были вкусные круассаны, больше трех штук я съесть не смогла. Негритянка уже убирала со столов. Взглянув на меня, она предложила еще кофе. Я поблагодарила и отказалась. Я была сыта.
Я вернулась в номер. Ленка встретила меня по-прежнему с расстроенным видом.
– Почему ты не пришла завтракать? Я тебя ждала.
– Искала твою записку. Слушай, Таня, а ты ее точно не находила?
– Не находила.
– Будто испарилась! Никак не могу вспомнить, куда я ее дела!
– Но, может быть, ты ее хотя бы прочитала? Что в ней было написано? – сообразила я. Она смутилась еще больше.
– Листок был не запечатан, просто сложен в четыре раза…
– Да не смущайся ты! Что было в этой записке?
Ленка растерянно поскребла затылок.
– Не помню, ей-богу! Понимаешь, ко мне сюда поздно вечером пришел Серж. Мне было не до записок…
Я вспомнила Валерия, его разговор с Мари, ее приглашение в Москву в качестве самой почетной гостьи на свадьбу…
– Лена, у тебя роман с Сержем? – У меня, наверное, был забавный вид.
– Чего ты всполошилась? Никакой не роман. – Она помолчала. – Просто мы общались.
– В номере?
– Совсем не то, что ты думаешь. К тому же ведь Валерий тебе не нравится? – Она пристально на меня посмотрела. – С чего бы это ты так переменилась?
Я прошла, села на свою кровать. Руки у нашей горничной были золотые – на всей поверхности кровати, пока я не плюхнулась на нее, не было ни складочки.
– Просто я поняла, что Валерий – порядочный человек.
– Танька, ты говоришь, как моя мама! Главное, чтобы человек был порядочный! – Лена грустно засмеялась.
Я тут же вспомнила о своей. Наверное, она разглядела в моем друге что-то большее, чем я. Но все равно, мне еще не хотелось ее видеть.
– Порядочность в мужчинах встречается не так часто, как хотелось бы.
– Сколько тебе лет, Танька? Семьдесят? – Ленка тоже плюхнулась на постель, сцепила руки за головой и закатила глаза.
– Но и тебе, девочка, уже не восемнадцать. Замуж пора!
Лена протянула:
– За-а-му-уж! Вот я и собралась замуж. Думала так же, как ты – порядочный, ответственный, не курит, не пьет. Чем не муж? – Она перекатилась на живот, уставилась на меня. – Как думаешь, Танька, не страшно связывать свою жизнь с таким человеком?
И я сказала со всей ответственностью, на которую только была способна:
– Не страшно. Страшно, это когда у мужчины никакой ответственности за твою жизнь.
– Все общие слова, – скривилась Ленка и отвернулась от меня.
– А ты знаешь, что он пригласил Машу на вашу свадьбу?
– Нет, не знаю. Когда?
– А сегодня ночью.
– Он же от меня поехал на аэродром! – Ленка села на постели и уставилась на меня.
– Поехал, – сказала я. – Но сначала он заехал к твоей тетке попрощаться.
– А ты откуда знаешь?
– А я у нее была. – Я прекрасно помнила данное Маше слово ничего Ленке не рассказывать. Но я ведь и не рассказала ничего плохого?
– Я понимаю, – сказала Лена, и личико у нее побледнело. – И этот тоже… последняя ночь перед отъездом. Я представляю, как они ее провели!
– Ничего ты не знаешь. А вот я знаю.
Ленка сказала:
– Тебе повезло.
– Напрасно иронизируешь. Они действительно попрощались. – Про состояние Мари после этого прощания я рассказывать не стала.
– Какая разница? Мне все равно.
– Ленка, ты что? Этого француза любишь, что ли? Ты же его совсем не знаешь!
И вдруг она накинулась на меня:
– А ты вот знала того человека, которого любила?
– Конечно, знала. Он был подлец. Но я его любила.
– Так тогда какая разница, если все равно любила?
Я взялась за голову и поняла, что, если буду что-то ей объяснять, просто уподоблюсь своей собственной матери. Положительного результата не будет.
– А в моем случае, подлец или не подлец – все равно не имеет значения. Серж – женат.
Я вдруг сказала:
– Вот это для любви действительно значения не имеет. Кстати, мой друг был женат раза три. И ничего. А на мне так и не женился.
Она грустно рассмеялась:
– Нет, я так не могу. Мне нужно, чтобы мы жили вместе долго и счастливо…
– И умерли в один день, – добавила я не без сарказма, снова вспомнив свои собственные приключения.
– Да. В один день. Чтобы нас вместе похоронили.
– Ленка, от твоей глупости меня тошнит.
– Да тебя все время тошнит.
И меня вправду вдруг затошнило.
– Что это со мной? – неприятно удивилась я. – Я у Мари из туалета вылезти не могла. Правда, вместе с ней….
– Круассаны-то были свежие? – скептически поинтересовалась Лена.
– Наисвежайшие!
– Ну, значит, опять дежавю, как в первый день. Вы там, случайно, с Машей не пили?
– Никаких больше дежавю. Водка с пельменями.
– Ну, вы даете, – изумилась Лена.
– А что ты удивляешься?
– В Париже жрать водку с пельменями!
– Самое то.
– И Маша ела?
– Конечно, ела. Она-то как раз все и затеяла.
– Никогда бы не подумала, – заметила Лена.
– Да ей после музея ничего бы, кроме водки, не помогло.
– После музея?