– Под устремленной на нас парой этих черных глаз? Ты не обратила внимания, как смотрит на меня сеньора?
– Черные глаза всегда остаются черными глазами, – пожав плечами, философски заключила креолка. – И лично я нашла бы это даже забавным! Ты не знаешь, какое наслаждение испытываешь, вызывая ревность.
– Кстати, о черных глазах: кто такая другая парка в черном платье, эта женщина в годах, но еще привлекательная?
– Как? Ты ее не знаешь? – с искренним удивлением воскликнула Фортюнэ. – Она и ее муж, старый рыжий шотландец, похожий на дремлющую на одной ноге цаплю, лучшие друзья Талейрана. Неужели ты никогда не слышала о миссис Сюливен, прекрасной Элеоноре Сюливен, и о Квентине Кроуфорде?
– Ах, это она…
Марианна действительно вспомнила горестное признание г-жи де Талейран в то время, когда она исполняла при ней обязанности лектрисы. Княгиня с гневом рассказала о некой мисс Сюливен, интриганке, которая, побывав морганатической супругой герцога Вюртембергского и разделив участие во всевозможных заговорах и интригах, стала жить с английским агентом, Квентином Кроуфордом, и кончила тем, что вышла за него замуж из-за его большого состояния. Марианна вспомнила также, что эта антипатия была особенно вызвана тем, что миссис Сюливен-Кроуфорд, несмотря на свой более чем средний возраст, сохранила необычное влияние на мужчин. В частности, разумеется, на Талейрана, и с ним она поддерживала отношения, которые княгиня считала слишком подозрительными, ибо они казались смесью физического влечения и связанных с недвижимостью дел. Именно Кроуфорды продали князю превосходный особняк Матиньон, а они жили теперь в его старом доме на улице Анжу.
«Не выношу, когда эта женщина появляется здесь! – заключила г-жа де Талейран. – От нее так и несет грязными делишками».
Тем временем Фортюнэ не мешала подруге рассматривать миссис Кроуфорд, которая словно гипнотизировала ее.
– Как ты ее находишь? – тихо спросила она.
– Странной! Еще красивая, конечно, но она выглядела бы лучше в платье менее мрачного цвета.
– Да ведь она в трауре, – хохотнув, сказала креолка, – в трауре по своему любимому возлюбленному. Около месяца назад шведы растерзали графа де Ферсана, ты, наверное, знаешь любовника бедной Марии-Антуанетты.
– Он был любовником и этой женщины?
– Конечно. У несчастной королевы была соперница, а она об этом не знала. Я должна сказать, что они одно время устроили – Элеонора, Ферсан и Кроуфорд – семейную жизнь втроем, но семейную жизнь троих заговорщиков, и Квентин, как и Элеонора, принял активное участие в авантюре Варенна. Я узнала, что они сделали все, чтобы королевская семья смогла бежать из Парижа. Можно не говорить тебе, что на улице Анжу не особенно любят Императора!
– И он их терпит? Несмотря на то, что этот человек англичанин? – возмутилась Марианна.
– И что он долгое время был агентом самого Питта! Конечно, душенька, он терпит их: это результат личного обаяния нашего дорогого князя. Он поручился за них. По правде говоря, теперь он будет очень нуждаться, чтобы кто-нибудь поручился и за него! Вот так! В конце концов!..
Глаза Марианны, казалось, не могли больше оторваться от ложи, где две женщины в черном по обе стороны пустого кресла словно несли чем-то угрожающий ей караул. Наконец она прошептала:
– Как она смотрит на меня, эта миссис! Похоже, что она хочет навсегда запечатлеть в своей памяти мои черты. Почему я могу так интересовать ее?
– О, – сказала Фортюнэ, открывая сумочку и доставая шоколадные пастилки, от которых она была без ума, – у меня чувство, что ее интересует именно княгиня Сант’Анна. Ты знаешь, ее девичье имя Элеонора Франчи и она родилась в Лукке? Она должна многое знать о семье твоего таинственного мужа…
– Возможно, все дело в этом…
Внезапно странная женщина предстала перед нею совсем в другом свете. Раз она имела отношение к окружавшей Коррадо Сант’Анна волнующей тайне, она теперь вызывала у Марианны не подозрение, а невероятное любопытство. После утраты ребенка она довольно часто спрашивала себя, как бы действовал князь, если бы кто-нибудь раскрыл его тайну. Бывали моменты, когда, несмотря на заставивший ее покинуть виллу отвратительный страх, она корила себя за проявленное малодушие. Со времени испытаний в развалинах храма ужас притупился. Во время долгих часов болезни, особенно бессонными ночами, она иногда вызывала в памяти фантастическую фигуру всадника в белой маске. Он не хотел причинить ей никакого зла. Более того, он спас ее от преступного безумия Маттео Дамиани, отнес в ее комнату, возможно, ухаживал за нею, и при воспоминании о пробуждении в усыпанной цветами постели сердце Марианны начинало биться учащенно. Может быть, он полюбил ее, а она убежала, как напуганный ребенок, вместо того чтобы остаться и вырвать у спрятавшегося за маской князя Сант’Анна тайну его затворничества. Она должна была… да, она должна была остаться! Может быть, она оставила там возможность обрести спокойствие и, кто знает, некое счастье?
– Ты грезишь? – прозвучал насмешливый голос Фортюнэ. – О ком ты думаешь? Ты так смотришь на Сюливен, словно хочешь загипнотизировать ее.
– Я хотела бы познакомиться с нею.
– Нет ничего проще! Тем более что это, безусловно, взаимное желание. Однако…
Дверь ложи отворилась, оборвав слова молодой женщины. Показался Талейран в сопровождении Язона. Последовали поклоны, реверансы, поцелуи рук, затем неисправимая креолка, одарив Бофора полной кокетства сияющей улыбкой, взяла за руку князя и увлекла его наружу, не дав ему даже слова вымолвить, заявив, что она должна сообщить ему нечто весьма значительное при условии сохранения тайны. Марианна и Язон оказались наедине.
Молодая женщина инстинктивно отодвинула свое кресло, чтобы оказаться в относительной тени. Уйдя от яркого света, она чувствовала себя менее уязвимой под устремленным на нее мрачным взглядом Пилар. Ведь это такой пустяк: краткое уединение среди громадного стрекочущего и квохчущего птичника, но для Марианны все, касающееся Язона, все, что исходило от него, было отныне бесконечно ценным. В одно мгновение все окружающее исчезло: красное с золотом убранство зала, сверкающая толпа с ее пустой болтовней, наигранная изысканность атмосферы. Язон словно обладал удивительной способностью ломать привычные рамки там, где он появлялся, какой бы культуре они ни принадлежали, чтобы утвердить свой собственный мир с его мерками людей и терпким ароматом морских приключений.
Неспособная произнести хоть одно слово, Марианна удовольствовалась тем, что смотрела на него сияющими радостью глазами. Она забыла обо всем, вплоть до присутствия в этом зале Чернышова, которого сама добровольно выбрала своим спутником. Раз Язон здесь, рядом с нею, значит, все в порядке. Время может остановиться, мир рухнуть, все это теперь не имело ни малейшего значения.
Глядя на него, она испытывала глубокую радость, тщетно пытаясь понять, как она могла не догадаться, не почувствовать эти неуловимые приметы, которые связывают два предназначенных друг другу существа тайными нитями, не понять, что она всегда любила только его. И даже сознанию, что он отныне принадлежит другой, не удавалось погасить эту радость, словно испытываемая к Язону любовь была из тех, что ничто человеческое не в силах уничтожить.