Book.

— Простите, сэр! Как вы меня напугали! Решил вздремнуть, а тут вы пожаловали. Входите, сэр. На который вам этаж?

Просторный, с целую комнату величиной, лифт полон разномастных стульев, щербатых зеркал и потускневших от пыли гобеленов. Если только это не трюк с зеркалами, то лифт имеет в плане форму буквы «L». Иначе говоря, таких я еще не видал.

— К поездам, пожалуйста.

— Сию секунду!

Престарелый лифтер цепляется морщинистой дланью за рычаги управления. Створки двери скрежещут, стучат друг о дружку, но несколько толчков ладонью и точно нацеленных ударов кулаком по медной пластине с рычагами помогают лифтеру привести кабину в движение. Она погромыхивает, величаво идет вниз; дрожат зеркала, дребезжит мебель, легкие скамьи и стулья пошатываются на неровно постеленном ковре. Старец лихачески раскачивается на высоком стуле и крепко держится за медный поручень под пультом управления. Я слышу, как лязгают зубы моего попутчика. Я страхуюсь с помощью отполированного до блеска поручня. Тот сильно разболтан — ходит ходуном. Где-то над головой — жуткие звуки, словно рвется металл.

Изображая невозмутимость, читаю пожелтевшую инструкцию на стене. На ней перечислены обслуживаемые этим лифтом этажи и находящиеся на них отделы, службы и другие структуры. Один из верхних пунктов притягивает мое внимание как магнитом. Эврика!

— Послушайте, — говорю старику. Он поворачивает голову, трясясь, как паралитик, и глядит на меня. Я стучу по листу на стенке:

— Я передумал. Хочу вот на этот этаж. На пятьдесят второй. В Третью городскую библиотеку.

Несколько секунд старик в отчаянии глядит на меня, потом берется дрожащей рукой за дребезжащий рычаг и опускает его до отказа. После чего судорожно хватается за бронзовый поручень и зажмуривает глаза.

С воем, скрежетом, стуком, тряской и боковой качкой кабина меняет свой курс на противоположный. От ужасающего толчка я чуть не падаю, старик слетает со своего высокого стула. Валятся и остальные стулья. Лопается зеркало, с потолка срывается лампа и повисает на проводе, конвульсивно дергаясь, точно висельник; это сопровождается градом штукатурки и пыли.

Мы останавливаемся. Старик сбивает ладонями пыль с плеч, поправляет ливрею и шляпу, поднимает стул и нажимает какие-то кнопки. Мы движемся вверх, причем довольно гладко.

— Простите! — кричу лифтеру. Он дико смотрит на меня, затем так же дико озирается, словно пытается сообразить, вину в каком таком ужасном преступлении я только что взял на себя. — Я не ожидал, что остановка и перемена направления будут столь… драматичными, — выкрикиваю.

Он таращится на меня в полном недоумении, затем озирает дребезжащий пыльный интерьер своего крошечного царства. Лифтер явно не в силах понять, что меня так взволновало.

Мы останавливаемся. Лифт по прибытии не звенит, нет, — его колокол, чьи мощь и тон уместней были бы в кафедральном соборе, сотрясает воздух в кабине. Старик в страхе глядит вверх.

— Приехали, сэр!

Он открывает двери и отскакивает назад перед сценой кромешного хаоса. Я несколько секунд изумленно пучу глаза, затем медленно выхожу из кабины. Старый лифтер пугливо выглядывает из дверного проема.

Похоже, здесь произошла ужасная катастрофа. Огромный вестибюль усыпан обломками, виден огонь, поваленные фермы, вперемешку — трубы и балки. Грудами лежит битый кирпич, свисают порванные кабели. Мечутся люди в форме, с пожарными шлангами, носилками и другими, неизвестными мне инструментами. Повсюду висит густой дым. Взрывы, завывание сирен, визг клаксонов, мегафонные вопли… Даже для наших несколько оглохших от колокола ушей этот шум-гам невыносим. Что же тут происходит?

— Силы небесные! — Старый лифтер кашляет. — Не очень-то похоже на библиотеку, а, сэр?

— Да уж… — соглашаюсь, наблюдая, как перед нами десяток пожарников толкают какую-то штуковину вроде насоса по заваленному обломками полу. — А вы уверены, что это тот самый этаж?

Лифтер сверяется с указателем этажей, бьет по защитному стеклу артритным кулачком.

— Еще как уверен, сэр! — Он извлекает откуда-то очки, водружает на нос и снова разглядывает указатель. Снаружи, в гуще проводов, что-то взрывается с черным дымом и фонтаном искр; ближайшие люди спешат укрыться. Некто в высокой шляпе и ярко-желтой форме замечает нас и машет мегафоном. Мы остаемся на месте. Он направляется к нам, перешагивает через несколько носилок с человеческими телами.

— Эй, вы! — кричит он. — Кто такие и кой черт вас сюда принес? Мародеры? Некрофилы? А? Чего вам тут надо? А ну пошли вон!

— Я ищу Третью городскую архивно-историческую библиотеку, — отвечаю хладнокровно.

Он машет мегафоном себе за спину, указывая на картину разрушения:

— А мы, по-твоему, чем занимаемся? Понял, кретин? А теперь вали отсюда! — Он тычет мегафоном мне в грудь и уносится, словно ураган. Я вижу, как он спотыкается о носилки с пострадавшим, а затем направляется к расчету громадного насоса. Мы с лифтером переглядываемся. Он закрывает двери.

— Хамло и скотина. Верно, сэр? — Похоже, он немного расстроен. — Теперь куда, сэр? К поездам?

— Гм… Ну да… Пожалуйста. — Снова берусь за держащийся на честном слове медный поручень, и кабина несет нас вниз. — Интересно, что там случилось-то?

Старик пожимает плечами:

— А бог его знает, сэр. На верхних уровнях чего только не случается. Иногда такое увидишь… — Он качает головой, присвистывает сквозь зубы. — Вы бы, сэр, наверное, не поверили.

— Да уж, — соглашаюсь уныло. — Мог бы и не поверить.

В полдень я выигрываю гейм в теннисном клубе, потом проигрываю. Единственная тема разговора — самолеты и их дымовая тайнопись.

Большинство посетителей клуба — технократы и бюрократы — восприняли загадочный полет как возмутительную выходку, «с которой необходимо что-то делать». Я спрашиваю корреспондента газеты, не слышал ли он что-нибудь о страшном пожаре на этаже, где должна находиться Третья городская библиотека, но он даже о такой библиотеке не слышал, а уж о какой-то аварии на верхних ярусах — и подавно. Но он попробует выяснить.

Из клуба я звоню в «Ремонт и техобслуживание» и рассказываю о своем телевизоре и телефоне. Обедаю в клубе, а вечером иду в театр на какую-то муть: дочка сигнальщика влюбилась в туриста, а тот оказался сыном железнодорожного начальника да вдобавок обрученным — это он перед свадьбой решил гульнуть «на стороне». После второго акта я ухожу.

Дома, когда я раздеваюсь, из кармана пальто выпадает бумажный комочек. На нем смазанный рисунок — это регистраторша в больнице показывала, как добраться до клиники доктора Джойса. Вот как он выглядит:

Рассматриваю, и чем-то он мне не нравится. Голова кружится, и комната будто бы накренилась, словно я все еще в ветхой L-образной кабине лифта рядом со стариком в ливрее, который совершает очередной опасный, не предусмотренный инструкциями маневр. Мысли на миг расплываются и смешиваются, как те дымные сигналы загадочных самолетов (и, обморочно пошатываясь, я сам на мгновение кажусь себе чем-то дымным и бесформенным, хаотичным и зыбким, как туманы, что клубятся у верхних ярусов моста-исполина, покрывая влагой, точно потом, слои старой краски на его фермах и балках).