Наверное, это для того, чтобы предотвратить новые авиарейды. Реакция, как по-моему, несоразмерная угрозе.
Приподнимается заслонка над щелью для почты, на ковер падает письмо. Это приглашение от Эбберлайн Эррол. Нынче утром она хочет порисовать на сортировочной станции в нескольких секциях отсюда, и не соблаговолю ли я составить ей компанию?
Похоже, и вправду денек намечается приятный.
Я вспоминаю, что надо отправить письмо доктору Джойсу, написанное после того, как я избавился от шляпы. Пусть добрый доктор узнает, что я бы хотел отложить сеанс гипноза. Примите мои извинения, уверяю, что буду рад в любое время встретиться с вами и обсудить мои сны, тем более что они в последнее время более связные, а стало быть, лучше подходящие к изначально выбранной вами методике.
Я кладу оба письма в карман и гляжу напоследок в окно. Аэростаты медленно покачиваются в утреннем свете, как будто это огромные швартовные бочки плавают на какой-то невидимой снизу поверхности.
Кто-то стучит в дверь. Хотелось бы надеяться, что это ремонтник — явился чинить телевизор, или телефон, или и то и другое. Поворачиваю ключ и пытаюсь отворить дверь, но не тут-то было. Стук повторяется.
— Да? — спрашиваю, дергая за ручку.
— Пришел взглянуть на ваш телевизор! — отвечает с той стороны мужской голос. — Это мистер Орр?
Я воюю с дверью. Ручка поворачивается, дверь не открывается.
— А? Мистер Дж. Орр? — кричат снаружи.
— Да, да. Подождите секундочку, никак не открыть чертову дверь.
— Хорошо, мистер Орр.
Я тяну, дергаю ручку, кручу ее, трясу. До сих пор даже ни намека не подавала, стерва, что с ней не все ладно. Может, в этой квартире всё с полугодовым сроком годности?
Начинаю злиться.
— Мистер Орр, вы уверены, что отперли дверь?
— Да, — пытаюсь говорить спокойно.
— И тем ключом, каким положено? Уверены?
— Абсолютно! — кричу.
— Я просто на всякий случай спросил. — Голос снаружи мне кажется насмешливым. — А вы не меняли дверь, мистер Орр?
— Нет! Нет, не менял.
— Тогда я вот что вам посоветую. Просуньте ключ в прорезь для почты, а я попробую отпереть с этой стороны.
Он пробует. Ничего не получается. Я отхожу к окну, глубоко дышу и гляжу на скопище аэростатов. Затем возвращаюсь и слышу невнятный разговор за дверью.
— Мистер Орр, это телефонный мастер, — докладывает другой голос. — У вас что-то с дверью?
— Он открыть не может, — отвечает первый голос.
— А вы точно отомкнули? — спрашивает телефонист. Дверь трясется. Я молчу.
— А у вас тут нет другого входа? — кричит второй.
— Я его уже спрашивал, — говорит первый. Снова стук в дверь.
— Что? — спрашиваю.
— У вас есть телефон, мистер Орр? — интересуется телевизионщик.
— Ну конечно же есть! — возмущенно отвечает спец по телефонам.
— Мистер Орр, а знаете что? Позвоните в «Помещения и коридоры», там дежурят ре…
— Да как он позвонит?!! — не может поверить своим ушам телефонист. — Я же для чего, по-твоему, пришел? Чинить его телефон.
Я возвращаюсь к окну — пока телефонный мастер не предложил мне включить телевизор, чтобы скоротать время.
Проходит еще час. Появляется дворник и сносит все наличники вокруг двери. Наконец та просто щелкает без предупреждения, и он с удивлением, переходящим в мнительность, — стоит в изувеченном проеме, посреди ломаного дерева и дробленой штукатурки. Остальные мастера ушли по своим делам. Я выхожу из квартиры, перешагивая через планки с согнутыми гвоздями.
— Спасибо, — говорю дворнику. Он чешет себе затылок молотком-гвоздодером.
Я отправляю письмо доктору Джойсу, потом покупаю фрукты, это будет что-то вроде завтрака. Из-за всех проволочек есть серьезная опасность опоздать на свидание с мисс Эррол.
Вагон, в котором я еду, битком набит людьми, и все обсуждают появление аэростатов. У большинства — никаких догадок, с чего бы это вдруг. Когда трамвай выезжает из секции на малозастроенный соединительный пролет, мы все дружно поворачиваем головы — взглянуть на баллоны. Я потрясен.
Они только с одной стороны! Вниз по течению такая прорва аэростатов, что просто глазам не верится! Вверх по течению — ни одного. Все остальные пассажиры таращатся и показывают пальцами на скопище аэростатов, кажется, один лишь я обалдело гляжу в противоположную сторону, на незапятнанные небеса. За перекрестьями балок соединительного пролета — ни единого, даже самого захудалого аэростатишки.
— Доброе утро.
— И еще какое доброе, правда? Вам того же. Как голова?
— Голова в порядке. А как ваш нос?
— Такой же распухший. Но хоть не кровоточит. О, ваш платок.
Эбберлайн Эррол сует руку в карман жакета, достает мой платок. Он отстиран и накрахмален до хруста.
Мисс Эррол только что прибыла на служебном путейском поезде.
Мы на сортировочной станции, это самый широкий участок моста, по крайней мере в известных мне пределах. Некоторые запасные пути выступают на широких платформах с кронштейнами за края основной конструкции. Огромные локомотивы, длинные составы из разнообразных вагонов, коренастые маневровые паровозы, хрупкие дрезины — все это шипит, лязгает и ездит вперед-назад среди невообразимого скопища рельсов, платформ, семафоров и стрелок, напоминая фишки в некой грандиозной медленной игре. В утреннем свете клубится пар, в лучах не погашенных с ночи дуговых ламп на фермах витает дым. Мельтешат люди в форме, кричат, размахивают цветными флажками, дуют в свистки и что-то тараторят в расставленные вдоль путей телефоны.
Эбберлайн Эррол сегодня в длинной серой юбке и коротком сером жакете, волосы убраны под кепи строгого покроя. Она здесь для того, чтобы изобразить весь этот хаос. Ее вольные эскизы и акварели на железнодорожную тематику уже попали в некоторые административные кабинеты и фойе, она считается перспективным художником.
Мисс Эррол отдает мне носовой платок. В ее позе, в ее глазах что-то необычное. Я гляжу на отстиранный платок и засовываю его в свободный карман. Мисс Эррол улыбается, но не мне, а своим мыслям. Испытываю тревожное ощущение, будто я что-то упустил.
— Спасибо, — говорю.
— Мистер Орр, можете понести мой этюдник. На прошлой неделе я его здесь оставила.
Мы пересекаем несколько путей, направляясь к небольшому навесу ближе к центру широкой, обнесенной перилами платформы. Вокруг нас медленно движутся взад и вперед сцепленные вагоны и спаренные локомотивы, в других местах паровозы медленно погружаются под настил — массивные платформы уносят их в ремонтные цеха ярусом ниже.