Хохлов сидел один, пил шампанское, заказанное «для шику», смотрел на улицу, по которой шатались толпы принаряженных и слегка поддатых людей, и смешно ему было, и жалко Родионовну, которая полдня не смела признаться, что ей нужно… пописать.
Еще была бабушка Любовь Ильинична, про которую Хохлов всегда говорил, что тотчас бы женился на ней, если бы она только согласилась. Бабушка была необыкновенная, с необыкновенной фамилией Либензон.
– Митя, – говорила бабушка Либензон, – самое главное в жизни – это найти нечто, для чего вы предназначены. Если вам нравится быть переплетчиком, или поваром, или врачом, или инженером, вы должны быть переплетчиком, поваром, врачом или инженером! Может, вы преуспеете, если станете торговать в палатке, но жизнь пройдет, а вы так никогда и не узнаете, что это упоительная штука! Вы будете скучать в своей палатке, растолстеете и наживете кучу старческих болезней, да так и не поймете – зачем вам все это?! Зачем вам жизнь!
И она говорила это в начале девяностых, когда все ринулись на биржи и в банки, когда лихорадочно учились торговать воздухом и из воздуха же создавать миллионные состояния!
Еще она говорила, что у каждого человека за правым плечом стоит ангел-хранитель, и нужно только время от времени оглядываться через это самое правое плечо, и тогда ангел будет знать, что ты помнишь о его присутствии. Он будет знать и не пустит тебя туда, куда ходить не следует. И спрашивать нужно почаще, правильно идешь или нет, и он покажет тебе дорогу.
Еще были рассыпчатые лепешки, кофе из красной пачки. Были длинные разговоры, многозначительные взгляды, дальше которых, впрочем, дело не пошло.
У Хохлова стало много работы, и Родионовна как-то отступила, потерялась. Любовь Ильинична умерла, и Хохлову трудно было приезжать к Арине – слишком много воспоминаний, слишком грустно, слишком странно. Ему казалось, что бабушка будет всегда, а она взяла и ушла!..
И после всего этого, что сегодня показалось важнейшим и главнейшим, Родионовна так поступила с ним? Так наказала его?!.
Хохлов, чувствуя, что голова сейчас лопнет, как перегревшийся котел в машинном отделении тонущего дредноута, выхватил из пепельницы телефон, быстро пролистал меню и нажал кнопку.
– Мам, – выговорил он, когда ответили, – мамочка, скажи мне что-нибудь!
– Все будет хорошо, – тут же откликнулась мать, как будто понимала. – А что такое, Митя?
– Ничего, – проскрипел Хохлов. – Все нормально!
– У тебя голос странный. Ты что? Простыл? Если простыл, нужно потереть редьку, смешать с медом и по ложке принимать сок. Слышишь, Митя?
Хохлов подтвердил, что слышит. Редьку с медом, по ложке.
– Ты на работе?
Он сказал, что на работе.
– А папа пошел в гараж менять подфарники, и что-то его нет давно, я даже беспокоиться стала.
– Мама!! – заревел Хохлов. – Я же сказал, чтоб он машину на сервис отвел! На улице тридцать градусов, а он в гараже подфарники меняет! Обалдели совсем! Я же просил!.. Я говорил!..
– Митенька…
– Вот свалится с воспалением легких, узнаешь тогда! Куда его понесло, какие подфарники!..
– Митя, что ты так разошелся?
– Я не расходился! Только это идиотизм высшей марки – переться в гараж и менять там подфарники! Да он же не видит ничего, а в этом, блин, гараже все лампочки перегорели, одна осталась!
– Митя, папа не хотел тебя беспокоить, да и денег ему всегда жалко.
– Каких денег?! Моих?! Так не надо их жалеть, я сам разберусь! Мам, давай звони ему на мобильный, пусть немедленно едет домой! Или нет, пусть ждет, я его сам заберу!
– Митенька, – сконфуженно сказала мать, – у него деньги на мобильном еще неделю назад кончились. Вот пенсию принесут…
– Ма-а-а-а-ама! – заорал Хохлов, нагнулся и несколько раз стукнулся головой о стол.
Ничего невозможно поделать. Ничего. Они его не слушаются.
– Мам, у вас денег нет?! Так я сейчас привезу! При чем тут пенсия?!
– Митя, у нас полно денег, ты же нам давал на прошлой неделе, много! Только папа не хочет тратить твои деньги на наши телефоны, он говорит, что у тебя и без нас полно трат и расходов.
– Мам, хватит, – оборвал ее Хохлов. – Ты сиди себе, жди отца с подфарником, а я пойду и повешусь. Все, пока.
Он опять опустил телефон в пепельницу.
Ему уже было стыдно за то, что он так орал, и, кроме того, он вдруг вспомнил, зачем звонил.
Он снова вынул мобильник из пепельницы и нажал кнопку.
– Мама, – быстро спросил он, – ты меня любишь?
– Люблю, – ответила мать. – Я тебя, Митенька, очень сильно люблю.
– А ты меня не разлюбишь?
– Нет, – спокойно сказала мать. – Никогда.
– Я… тоже тебя люблю, мам, – надтреснутым голосом произнес Хохлов. – Пока. Отцу привет передай.
Все в порядке. Они есть, хоть и не слушаются, и они его любят. Хоть это не изменится никогда!
В дверь постучали, и просунулось скорбное лицо Вальмиры Александровны.
– Дмитрий, – сказала она. – К вам молодой человек.
– Какой молодой человек?
– Зовут Максим Кузмин. Говорит, что вы его знаете.
Кузин брат пришел поговорить о похоронах. Не хочу, подумал Хохлов.
– Дмитрий, вы говорили, что сегодня должны позвонить в милицию. По поводу кражи. Вы позвонили?
– Да, Вальмира Алексанна.
– Они уже их нашли?
– Ну что вы! Вряд ли кто-то их найдет, если мы с вами не найдем!
– Дмитрий…
– Вальмира Алексанна, голубушка. – Хохлов приложил руку к сердцу. – Я поговорю с молодым человеком, а потом уж… мы с вами про милицию. Ладно?
Скорбное лицо поджало губы и пропало. Через секунду распахнулась дверь, и вошел Кузин брат.
– Привет, Мить.
– Привет, Максим.
– Вот как оно вышло.
– Вышло.
– И чего теперь?
Хохлов пожал плечами:
– Не знаю. Менты ищут, а там посмотрим.
– Да кого они ищут-то! Говорят же, арестовали сволочь эту.
Хохлов посмотрел на Кузиного брата. Тот был бледен и зол, и Хохлов понимал его.
– Да пока ничего не известно, Макс. Арестовать-то арестовали, но это еще бабушка надвое сказала, он убил или нет!