Новых детей Римма и Алексей не завели. Новый ребенок оттягивал бы душевные силы от Коки. Они не хотели ущемлять Коку, он и без того ущемлен. Всё – Коке, вся их жизнь, вся их любовь и все деньги.
Это они, Римма и Алексей, виноваты в том, что мальчик с синдромом. Могли бы родить раньше, десять и двадцать лет назад. Но они предпочли науку, диссертации, карьеру. Они сами виноваты, им и отвечать. Их преступление, их и тюрьма. Тем более что тюрьма не оказалась тягостной. Они знали, что никогда не расстанутся, никогда не разойдутся, потому что между ними Кока. А его не бросишь. Он не выживет без них.
Стояло жаркое лето. Горели торфяники. В Москве нечем было дышать. Старухи в больницах умирали пачками.
Римма купила дом в деревне, триста километров от Москвы. Пять часов езды. Далеко, но зато настоящая природа, никакой цивилизации. Леса, озера, воздух – все пребывает в первозданном виде, как двести и триста лет назад.
Римма пригласила меня с семьей к себе в деревню. Мы недолго думали, запрягли машину и отправились в дальний путь.
Приехали затемно. В доме все спали. Мы поужинали и тоже отправились спать. Римма приготовила нам довольно большую квадратную комнату с окном.
Дом был деревянный, сложенный из мощных бревен. Настоящий деревенский дом. Между бревнами пакля, похожая на мох. На полу деревенские половики. На стенах – Кокина живопись. Мир его глазами: коза, фасад дома, собака. Сразу хочется улыбаться и жить. А все неприятности – не что иное, как мусор, который следует смести на совок и выбросить в мусорное ведро.
Мы устали и заснули – что называется, без задних ног.
Утром я проснулась оттого, что рядом стоял Кока и гладил мою щеку мокрой ладошкой. Увидев, что я открыла глаза, он улыбнулся румяным ртом, обошел кровать и стал гладить по лицу моего мужа. Сергей проснулся и увидел перед собой дауна. Он никогда не видел их прежде. Перед ним стоял пришелец с другой планеты, и непонятно – что от него ждать. Сергей торопливо поднялся и вышел из комнаты. Ему были неприятны ласки Коки.
Мне пришлось компенсировать холодность Сергея. Я преувеличенно приветливо общалась с Кокой, пригласила его с собой на речку и во двор. Кока тут же полюбил меня и изъявил желание покатать на самодельных качелях. Качели – примитивные: веревки и доска между ними.
Я уселась на доску. Кока стал раскачивать. Его милое личико напряглось, стало слегка зверским. Он работал руками и плечами изо всех сил. Я видела: он сейчас меня обрушит. Доска выскочит из веревочной петли, и я грохнусь с порядочной высоты.
Я испугалась, но остановить Коку было нереально. Он вошел в раж, и все кончилось тем, что я упала и ударилась о землю. Подбежал Сергей и заорал на Коку:
– Ты что, идиот?
Кока не знал такого слова, но злоба на лице Сергея его испугала. Он заплакал басом.
Я поднялась с земли относительно целая и отвела Сергея за сарай.
– Если Римма это услышит, нас выставят вон. Погонят каленой метлой.
– А если бы ты сломала себе шею и осталась парализованной?
– Но ведь не сломала…
– Я сам уеду, – решил Сергей. – Я его боюсь.
– Чего ты боишься?
– Он Верку трахнет.
Я на секунду задумалась. Детям по восемь лет, сексуальный интерес у них еще не проснулся, но как знать… Может, у даунов это раньше. Неизвестно – что придет Коке в голову.
На другой день я увидела наших детей без штанов. Они сидели за сараем и рассматривали гениталии друг друга.
– А где твоя пиписька? – поинтересовался Кока.
– У меня нету, – призналась Верка.
– Потеряла?
– Не-а…
– Оторвали?
– Не-а…
– А где?
– Так и было.
Хорошо, что я увидела их первая.
– Что это такое? – строго спросила я. – Кто это придумал?
– Я, – призналась Верка.
– Что это за игра? – возмутилась я.
– Мне интересно. А что, нельзя?
– Играйте по-человечески! – приказала я и привела детей в порядок.
– А как? – спросила Верка.
Для нее самое человеческое – это рассматривать, чем люди отличаются друг от друга. Подошел Сергей.
– Что вы тут прячетесь? – спросил он, глядя с подозрением.
– Ничего, – торопливо сказала я.
– А что мы будем делать? – поинтересовалась Верка.
– Будем строить шалаш, – предложил Сергей.
– Как? – не понял Кока.
– Пошли покажу.
– Поосторожней. Понял? – предупредила я Сергея.
Они ушли в лес, который буквально подступал к дому.
Римма хлопотала на кухне, готовила котлеты и пюре. Я присоединилась к Римме.
– Ты знаешь, Кока очень консервативный в еде, – поделилась Римма. – Он всю жизнь ест одно и то же. На первое куриный бульон с лапшой. А на второе: котлеты с пюре. И больше ничего и никогда.
– А вы?
– И мы тоже. Привыкли.
– Прекрасная еда, – похвалила я. – Можно обойтись.
– Хорошо, что ты понимаешь. Мои подруги кудахчут: как же так, как же так, он посадил вас на однородную пищу.
– Можно подумать, что он посадил вас на хлеб и воду. Как в тюрьме.
Вошла Верка и обратилась к Римме:
– Тетя Римма, а можно, Кока мой палец пососет? Он у меня солененький, вкусный.
Видимо, Верку заинтересовало то, что Кока постоянно сосет большой палец. Она попробовала свой. Палец был грязный, а потому соленый. Вера из лучших побуждений решила угостить Коку, но в начале спросить разрешения.
– Не надо, – сказала Римма. – Соси свой палец сама.
Вера ушла слегка разочарованная. Римма расстроилась. Чужая семья невольно напоминала о лишней хромосоме.
Раздался низкий рев. Это плакал Кока. Его чем-то обидели. Мы с Риммой ринулись из дома.
Шалаш был еще не готов, но еловые ветки заготовлены. Кока что-то неправильно сделал, и Верка хлестнула его веткой по руке, а Сергей выстроил злое лицо и хлестнул Коку злобным взглядом. Такое количество агрессии Кока не мог вынести. Он заплакал – низко, как маленький бычок. Его губы разъехались, слюни повисли, как вожжи.
Римма подбежала, обхватила голову своего несчастного сына и стала торопливо целовать его в макушку, в личико, в слюни. Она сама едва не плакала.
Мне стало стыдно за свою семью, которая не умеет или не хочет сострадать. Ну ладно, Верка. Она маленькая. Но Сергей… Во мне поднялась волна неприязни. Потом неприязнь отступила, но оставила в глубине души зерно. Из этого зерна впоследствии стало расти ядовитое дерево, которое постепенно убило мою любовь.