– Откуда ты знаешь?
– Ей-богу, недосуг объяснять, просто поверь, ничего криминального, обычное самоубийство.
– Значит, Надю довели до суицида, по-моему, даже статья такая есть в кодексе.
– Она тут ни при чем!
– Миша!
– Я почти сорок лет Миша, – рявкнул майор, – дел по горло висит, а теперь еще Вовкины папки разгребать придется. Нашел, когда травиться. Вот взял бы отпуск и лопал пельмени от пуза. Теперь сам в больнице, а работу мне! Ловко вышло. А ты в другой раз, когда труп найдешь, звони не Вовке, а в район, сделай милость. Без тебя дел невпроворот. Надежда Киселева сама приняла решение уйти из жизни, сама прыгнула. Крэкс, фэкс, пэкс, была девочка, стала трупиком. Ничего особенного. Загляни в сводку по городу, каждый день такие в наличии: вешаются, травятся, стреляются, из окон сигают! Хорош болтать.
И он шлепнул трубку. Я в задумчивости выглянула в окно. Позиция Мишки понятна. Он имеет в производстве с десяток дел, на каждое из которых определен срок сдачи. Лишняя головная боль господину Ларионову ни к чему, поэтому он постарается всеми правдами и неправдами избавиться от дополнительной докуки. Вот Вовка, тот не такой, Костин, словно охотничья собака, хватает след сразу. Но майор выбыл на какое-то время из игры. Небось проболеет неделю, если не больше. И что получится?
Выйдет Вовка из больницы, возьмется за свои дела и обнаружит, что хитрый Ларионов уже списал папочку в архив. Естественно, Володя возмутится, он не первый раз ругается с ленивым Мишкой, только время будет безвозвратно утеряно.
Я открыла форточку и поежилась от ледяного воздуха. Как правило, Костин помогал нам, теперь настал мой черед. Займусь расследованием сама, зря, что ли, занимаю пост начальника оперативно-следственного отдела, соберу факты, систематизирую… Костин часто говорит:
– Преступление хорошо раскрывать по горячим следам.
Вот выпишется Вовка, а я ему на стол папочку!
Воодушевленная до крайности, я полетела во двор. Поеду на работу, сообщу Федоре о том, что нашла клиента. Правда, не ясно, кто оплатит мне работу по делу Киселевой… Ладно, черт с ними, с деньгами. «Не догоню, так согреюсь», – говорит петух, преследуя курицу. Вот и я не заработаю, зато получу наконец интересное занятие. Господь явно предназначил меня для детективных расследований.
Убедившись, что Капа, весело напевая, возится на кухне, я схватила куртку и выскочила на улицу. Первым делом съезжу к Анюте Шаховой, уж она-то точно знает, кто и почему ненавидел Надюшу. На улице гололед, поэтому сяду в метро. Анюта целыми днями толчется дома. Объясняется сей факт просто: она переводчица, причем хорошая. Переводит серьезные, толстые книги по психологии, философии, социологии. Я всегда ей завидовала, видя, с какой легкостью Анюта переходит на немецкую речь. Мне так и не удалось выучить как следует хоть один язык, все детство провела в обнимку с арфой. Сначала была музыкальная школа, потом консерватория. Моя мама, оперная певица, считала, что дает дочке в руки стабильную, очень хорошую профессию. Никто ведь не знал, что грянет перестройка и симфонические оркестры станут практически не нужны.
Вот почему я теперь настаиваю, чтобы Лиза и Кирюшка вызубрили как следует английский. Знание языка – это кусок хлеба с маслом, часто с сыром, а иногда даже с икрой. Мало ли, как жизнь повернется, всегда можно пойти репетировать двоечников. Но Анюте нет необходимости носиться, роняя тапки, по квартирам тупоголовых деток. Она дорогой гость в издательствах, выпускающих научную литературу. Люди, занимающиеся переводом, живо объяснят вам, что человек, «перетолковывающий» прозу, и индивидуум, занимающийся научной литературой, – это разные люди. Фразу «Оголенный проводник пролегает под полом», «литературные» переводчики мигом переведут как «Голый кондуктор бежит под вагоном». И так во всем, поэтому Нюшу, спокойно говорящую на научном суахили, холят и лелеют. Меня всегда удивляло, как в одном человеке одновременно уживаются хамство, беспардонность, ум и отличное владение иностранным языком. Потому что Шахову можно назвать нахалкой, а вот идиоткой нет.
– Это ты, – разочарованно протянула Аня, открыв дверь.
– Ждешь кого-нибудь? – бодро поинтересовалась я, делая вид, что не вижу ее кислой мины.
– Нет, – пробубнила Аня и со свойственной ей хамской откровенностью добавила: – Тебя тоже не ожидала.
– Значит, это сюрприз, – подвела я итог и, не дожидаясь приглашения, пошла на кухню.
Пришлось Аньке, скривившись, доставать из шкафчика кофе, а из холодильника кусок сыра.
– Уж извини, – пробубнила она, – конфет нету.
– И не надо. – Худеешь? – неодобрительно окинула меня взглядом Нюша.
– Не-а, – заявила я, – просто не хочется.
– Хорошо тебе, а меня прямо трясет при виде шоколадок, да уж в 52-й размер не влезаю, – вздохнула Аня, – ну что надо, выкладывай.
– Знаешь, где я работаю?
– В сыскном агентстве, – хмыкнула Нюша, – на мой взгляд, отвратительное место, совершенно не подходящее для интеллигентного человека.
– Ага, – кивнула я, – верю, но сейчас на моем столе очередное дело – об убийстве Нади Киселевой.
Хорошенькая красненькая чашечка в белый горошек выпала у Нюши из рук. Стукнувшись о стол, чашечка перевернулась, коричневая жидкость ручейком устремилась на пол.
– Ты чего, – забормотала Аня, пятясь к столу, – что такое врешь… про Надьку.
Я прикусила язык, но было поздно. Слово не воробей, вылетит – не поймаешь. Да уж, сваляла я дурака. Надюша погибла этой ночью, откуда бы Аньке знать о происшествии? На часах только полдень.
– С ума сошла, – бормотала Нюша, махая руками, – совсем плохая, да?
Пришлось рассказать подробности. Узнав детали, Нюша посерела и села на табуретку.
– Господи, – застонала она, – говорила же ей! Сколько раз предупреждала, нет, ей словно глаза затмило. Богданчик, Богданчик… Вот, дождалась.
– Чего? – осторожно поинтересовалась я.
– Того, – рявкнула Нюша, – в ответ на свою любовь. Ах он, сукин кот, и она хороша, дрянь!
– Кто?
– Богдан! – заорала Нюша, теряя самообладание, – Богданчик, любименький. Вы-то все его обожали, одна я правду знала, да молчала, Надьку жалела. Намекала ей изредка, но с Надюхи все прямо стекало. Не понимала, что я имею в виду, или не хотела понимать…
– Ты о чем?