Должен сказать, вы довольно туманно описали место действия; но, прикинув кое-что в уме, я восполнил пробелы. К примеру, вы сказали, что Скала Судьбы не очень высока; но вы же говорили, что она, как горная вершина, нависает над садом. А все это значит, что скала стоит очень близко от сада, хотя путь до нее занимает много времени. Опять же, вряд ли молодая леди завопила так, что ее было слышно за полмили. Она просто вскрикнула, и все же, находясь на берегу, вы ее услыхали. Среди прочих интересных фактов вы, позвольте вам напомнить, сообщили и такой: на прогулке Гарри Дрюс несколько приотстал от вас, раскуривая у изгороди трубку.
Финз слегка вздрогнул.
- Вы хотите сказать, что, стоя там, он просунул клинок сквозь изгородь и вонзил его в белое пятно? Но ведь это значит, что он принял решение внезапно, не раздумывая, почти не надеясь на успех. К тому же он не знал наверняка, что ему достанутся деньги полковника. Кстати, они ему и не достались.
Отец Браун оживился.
- Вы не разбираетесь в его характере, - сказал он с таким видом, будто сам всю жизнь был знаком с покойным Гарри Дрюсом. - Он своеобразный человек, но мне такие попадались. Если бы он точно знал, что деньги перейдут к нему, он едва ли стал бы действовать. Тогда он бы видел, как это мерзко.
- Вам не кажется, что это несколько парадоксально? спросил Финз.
- Он игрок, - сказал священник, - он и по службе пострадал за то, что действовал на свой риск, не дожидаясь приказов. Вероятно, он прибегал к недозволенным методам, ведь во всех странах полицейская служба больше похожа на царскую охранку, чем нам хотелось бы думать. Но он слишком далеко зашел и сорвался. Для людей такого типа вся прелесть в риске. Им очень важно сказать: "Только я один мог на это решиться, только я один мог понять - вот оно! Теперь или никогда! Лишь гений или безумец мог сопоставить все факты: старик сердится на Дональда; он послал за стряпчим; в тот же день послал за Гербертом и за мной... и это все, прибавить можно только то, что он при встрече улыбнулся мне и пожал руку. Вы скажете - безумие, но так и делаются состояния. Выигрывает тот, у кого хватит безумия предвидеть". Иными словами, он гордится наитием. Это мания величия азартного игрока. Чем меньше надежды на успех, чем поспешнее надо принять решение, тем больше соблазна. Случайно увидев в просвете веток белое пятнышко френча, он не устоял перед искушением. Его опьянила самая обыденность обстановки. "Если ты так умен, что связал воедино ряд случайностей, не будь же трусом и не упускай возможности", нашептывает игроку дьявол. Но и сам дьявол едва ли побудил бы этого несчастного убить, обдуманно и осторожно, старика дядю, от которого он всю жизнь дожидался наследства. Это было бы слишком респектабельно.
Он немного помолчал, затем продолжал с каким-то кротким пылом:
- А теперь попытайтесь заново представить себе всю эту сцену. Он стоял у изгороди, в чаду искушения, а потом поднял глаза и увидел причудливый силуэт, который мог бы стать образом его смятенной души: большая каменная глыба чудом держалась на другой, как перевернутая пирамида, и он вдруг вспомнил, что ее называют Скалой Судьбы. Попробуйте себе представить, как воспринял это зрелище именно в тот момент именно этот человек. По-моему, оно не только побудило его к действию, а прямо подхлестнуло. Тот, кто хочет вознестись, не должен бояться падения. Он ударил не раздумывая; ему осталось только замести следы. Если во время розысков, которые, конечно, неизбежны, у него обнаружат шпагу, да еще с окровавленным клинком, он погиб. Если он ее где-нибудь бросит, ее найдут и, вероятно, выяснят, чья она. Если он даже закинет ее в море, его спутники это заметят. Значит, надо изобрести какую-нибудь уловку, чтобы его поступок никому не показался странным. И он придумал такую уловку, как вы знаете, весьма удачную. Только у него одного были часы, и вот он сказал вам, что еще не время возвращаться, и, отойдя немного дальше, затеял игру с собакой. Представляете, с каким отчаянием блуждал его взгляд по пустынному берегу, прежде чем он заметил собаку!
Финз кивнул, задумчиво глядя перед собой. Казалось, его больше всего волнует самая отвлеченная сторона этой истории.
- Странно, - сказал он, - что собака все же имеет отношение к делу.
- Собака, если бы умела говорить, могла бы рассказать чуть ли не все об этом деле, - сказал священник. - Вас же я осуждаю за то, что вы, благо пес говорить не умеет, выступаете от его имени, заставляя его изъясняться языками ангельскими и человеческими. Вас коснулось поветрие, которое в наше время распространяется все больше и больше. Оно узурпаторски захватило власть над умами. Я нахожу его и в газетных сенсациях, и даже в модных словечках. Люди с готовностью принимают на веру любые голословные утверждения. Оттесняя ваш старинный рационализм и скепсис, лавиною надвигается новая сила, и имя ей - суеверие. - Он встал и, гневно нахмурясь, продолжал, как будто обращаясь к самому себе: - Вот оно, первое последствие неверия. Люди утратили здравый смысл и не видят мир таким, каков он есть. Теперь стоит сказать: "О, это не так просто!" - и фантазия развертывается без предела, словно в страшном сне. Тут и собака что-то предвещает, и свинья приносит счастье, а кошка - беду, и жук - не просто жук, а скарабей. Словом, возродился весь зверинец древнего политеизма, - и пес Анубис, и зеленоглазая Пахт, и тельцы васанские. Так вы катитесь назад, к обожествлению животных, обращаясь к священным слонам, крокодилам и змеям; и все лишь потому, что вас пугает слово "человек".
Финз встал, слегка смущенный, будто подслушал чужие мысли. Он позвал собаку и вышел, что-то невнятно, но бодро пробормотав на прощанье. Однако звать собаку ему пришлось дважды, ибо она, не шелохнувшись, сидела перед отцом Брауном и глядела на него так же внимательно, как некогда глядел волк на святого Франциска. -----------------------------------------------------------
Рассказ "Собака-оракул" входит в третий сборник честертоновских детективных новелл брауновского цикла. Первый сборник появился в 1911 году, и Г. К. Честертон - уже прославленный романист, эссеист и поэт - сразу стал классиком детектива. С тех пор, не оставляя других жанров, он писал детективы до конца жизни (1936). Его перу принадлежат сборники "Человек, который слишком много знал", "Поэт и безумцы", "Парадоксы мистера Понда", "Четыре праведных преступника". Он создал несколько сыщиков-любителей Фишера, Гэйла, Понда; но самым знаменитым стал патер Браун. О нем Честертон написал пять книг: "Неведение патера Брауна" (1911), "Мудрость патера Брауна" (1914, "Неверие патера Брауна" (1926), "Тайна патера Брауна" (1927) и "Позор патера Брауна" (1935). Неведение Брауна - тема нескольких рассказов первого сборника (особенно рассказа "Сапфировый крест"): люди считают, что провинциальный священник, подслеповатый и неуклюжий, ничего не знает и знать не может о темных сторонах жизни. На самом же деле он разбирается в зле и преступлении много лучше, чем деловые "люди факта". Название "Мудрость отца Брауна" в объяснении не нуждается. Тема сборника "Неверие" - попытки сбить Брауна с толку ссылками на нездешние силы (см., например, рассказ "Рок семьи Дарнуэй", входящий в гослитовский сборник 1958 г.). "Тайна" Брауна в том, что он способен понять любого человека и раскрыть преступления, как бы перевоплощаясь в преступника. Честертон, в сущности, создал чисто психологический детектив. Наконец, "Позор" - название сравнительно случайно: в первом рассказе этой книги Брауна по ошибке обвиняют в потворстве адюльтеру. Но можно толковать его и шире: поразительная простота и мудрость Брауна всегда шокируют, "скандализуют" деловых людей.