Нейрс устремил на маленького священника столь пронзительный взгляд, что выронил монокль.
- Пока мы с вами просто беседуем, - отчеканил он. - Но, думаю, вы знаете: на более поздних этапах расследования сокрытие информации поставит вас в трудное положение.
- Ну, сейчас, по крайней мере, положение мое очень простое: я представляю интересы моего друга мистера Хокета. На сегодняшний день ему пора бы уже оборвать связи со своей организацией и перестать называть себя социалистом. У меня есть все основания полагать, что он близок к принятию догматов католичества.
- Да ну, на Хокета это не похоже, - недоверчиво сказал один из участников беседы. - Он ведь только и знает, что ругать почем зря священников.
- Мне кажется, вы не до конца понимаете подобных людей, - тихо проговорил патер Браун. - Он ругает священников за то, что они, как ему кажется, не выступают в роли активных борцов за справедливость. Но мало-помалу он осознает: священники - тоже люди, и они таковы, какие они есть. Однако мы здесь не для того, чтобы обсуждать психологию обращенных грешников. Я заговорил об этом лишь потому, что, понимая то, что я имею в виду, вы бы сузили круг своих поисков и задача тем самым бы упростилась.
- Если все это правда, круг сузится вокруг этого Элайаса, негодяя с лошадиным лицом, - воскликнул Нейрс. - Столь хладнокровным, злобным и насмешливым может быть, наверное, один лишь дьявол!
Отец Браун вздохнул:
- Ах, он всегда напоминал мне несчастного Стейна! Кажется, они даже были в родстве.
- Ну, я бы сказал... - начал было сыщик, но выразить свое несогласие ему не довелось: дверь распахнулась, и в проеме показалась полная высокая фигура бледнолицего Хорна. На сей раз он даже казался бледнее, чем обычно.
- Эй, - воскликнул Нейрс, вставляя в глазницу монокль, - а почему вы вернулись?
Неуверенно ступая, Хорн пересек комнату и, ни слова не говоря, тяжело упал в кресло. Через некоторое время он пробормотал с каким-то ошарашенным видом:
- Я отстал от остальных... заблудился. Решил, что лучше вернуться.
Со стола все еще не убирали, и Хорн, этот завзятый трезвенник, налил себе полный стакан бренди с ликером и залпом его выпил.
- Кажется, вы чем-то расстроены, - сказал патер Браун.
Хорн приложил ладони ко лбу и, словно из-под козырька, проговорил тихо, обращаясь, казалось, только к священнику:
- Могу сказать, чем. Мне явился призрак.
- Призрак?! - изумился Нейрс. - Какой еще призрак?
- То был дух Гидеона Уайза, хозяина дома, - проговорил Хорн, и голос его теперь звучал увереннее. - Он возник из бездны, которая его поглотила.
- Чушь! - заявил Нейрс. - Ни один нормальный человек не верит в призраков.
- Ну, это не совсем так, - с еле уловимой улыбкой сказал отец Браун. Факты появления призраков обнаруживаются не реже, чем факты преступлений.
- Что ж, мое дело - гоняться за преступниками, - с солдатской прямотой отчеканил Нейрс. - А за призраками пусть гоняются другие. Если сейчас, в начале двадцатого века, кто-то боится духов, это его личное дело.
- Я же не сказал, что их боюсь, хотя, осмелюсь доложить, вполне мог бы, ответил священник. - Нельзя сказать заранее, как такое воспримешь. Говорил же я о том, что верю в них, хотя бы до той степени, чтобы меня заинтересовал этот, сегодняшний. Расскажите-ка, мистер Хорн, что конкретно вы видели?
- Это было на краю каменных осыпей; там, знаете, есть такая расщелина, куда как раз и сбросили Уайза. Попутчики мои шли впереди, а я брел за ними по вересковой пустоши и вскоре должен был выйти на тропинку, огибающую скалу. Мне часто приходилось там ходить - я люблю смотреть, как гривастые валы наскакивают на скалы. Но сегодня я об этом не думал. Меня только удивило, что море столь беспокойно в такую ясную лунную ночь. Мне были видны бледные гребни волн, то появлявшиеся, то исчезавшие, когда волна разбивалась о скалу. Трижды пена вспыхивала бледным огнем лунного серебра, а потом мне привиделось нечто невозможное. Четвертая вспышка серебряной пены не погасла, а осталась гореть на фоне темных небес. Пена все не спадала, и я с болезненным беспокойством ждал, когда же это произойдет. Мне казалось, я схожу с ума, потому что мгновение остановилось, растянулось во времени. Я сделал несколько шагов вперед, и тут у меня, наверное, вырвался громкий крик - зависшие водяные брызги белым, как бы снежным контуром очертили лицо и фигуру человека, бледного, как прокаженный, излучавшего ужас, подобно застывшей молнии.
- Так вы говорите, это был Гидеон Уайз?
Хорн молча кивнул. Воцарилась тишина. Нарушил ее Нейрс, так резко вскочивший со стула, что тот отлетел к стене.
- Нет, это все-таки бред! - воскликнул он. - Но нам лучше туда сходить.
- Я не пойду, - неожиданно громко заявил поэт. - Никогда больше не стану ходить той дорогой.
- А мне думается, всем нам придется сегодня ночью пройти той дорогой, сурово проговорил священник. - Хотя не скрою, это опасный путь, и скорее для многих, чем для одного.
- Я не пойду... Господи, ну что вы все ко мне пристали! - выкрикнул Хорн, как-то странно отводя глаза.
Все встали, включая поэта, но он, в отличие от остальных, не сделал ни шага к двери.
- Послушайте, мистер Хорн, - строго сказал Нейрс, - да будет вам известно, что я инспектор полиции и моих людей вокруг этого дома много. До сих пор я вел расследование по возможности щадящими способами, но мне надо выяснить все, что относится к делу. Если уж вы рассказываете сказки о каком-то призраке, мне надо проверить и это. Я вынужден требовать, чтобы вы проводили меня к тому самому месту.
Комната снова погрузилась в тишину. Хорн тяжело дышал, его фигура казалась воплощением неописуемого страха. Потом вдруг он снова сел в кресло и сказал уже другим, более спокойным голосом:
- Я не в состоянии этого сделать. Может, вы даже знаете, почему. Впрочем, рано или поздно вы все равно узнаете. Дело в том, что я убил этого человека.
На мгновение в доме все замерло, как будто прямо над крышей прогремел гром, а в воздухе соткались мертвые тела. Затем жуткую тишину нарушил голос патера Брауна, прозвучавший так странно, что мог вызвать ассоциацию с мышиным писком.
- Вы убили его намеренно? - задал вопрос священник.
- Не знаю даже, как ответить, - сказал человек, сидевший в кресле и уныло грызший ноготь. - Кажется, я был вне себя. Мне давно известно, как нетерпим и нагл этот Уайз. Я был в его владениях, он ударил меня, и не просто задел, а сделал это намеренно. Мы сцепились, и он упал с обрыва. Только когда я отошел уже довольно далеко, меня молнией поразила мысль: я совершил преступное деяние и теперь должен быть изгнан из общества себе подобных. Казалось, каиново клеймо запечатлелось на моем лбу; я отчетливо представлял себе: я - убийца и когда-нибудь мне придется в этом сознаться. - Он вдруг выпрямился: - Но о других не скажу ничего худого. Так что не спрашивайте меня о предварительном умысле или о сообщниках - об этом я говорить не стану.