– Ты станешь звонить и писать нам? – спросила Маша сквозь слезы.
Он кивнул:
– Однажды, Маруся, разбирая послания поклонников, ты увидишь письмо от забытого всеми старика Климова!
Поцеловав Машу, Никита подошел к Полине. Она не повернулась в его сторону.
Климов вздохнул:
– Видишь ли, дорогая, я никогда не испытывал влечения к геометрии и не особенно разбираюсь в ней, но думаю, что у тех прямых могла быть общая точка пересечения – любовь. Она могла стать точкой, связывающей их, заставляющей пересечься. И потом – нет априорных, абсолютно доказанных теорем, их просто нет.
Он вышел на середину комнаты и поклонился:
– Милые барышни, живите счастливо и не умирайте никогда! И простите клоуна Климова!
– Все шутишь? – не сдержалась Полина.
Он пожал плечами:
– Да. От отчаяния, наверное. В конце концов: «Если бы не чувство юмора, где бы мы все сейчас были? Хотя где мы сейчас?»
Климов повернулся и вышел. В прихожей раздался стук захлопнувшейся двери, негромкий, однако для Полины он прозвучал как гром оружейного залпа.
* * *
Полина вернулась в комнату с пачкой сигарет. Она села в кресло и закурила.
– Подумать только, – грустно сказала Маша. – Никита уезжает! Сколько добрых знакомых уже укатило за границу!
Полина усмехнулась:
– Конечно! А потом они плачутся, что таких друзей, как здесь, в России, нигде в мире больше нет! Как будто их туда кто-то гнал палкой! – Она смутилась. – Простите меня, девочки! Я, кажется, сама не знаю, что говорю. Видимо, мой организм усиленно вырабатывает гормоны любви, количество которых вполне способно свалить с ног не то что меня, а целую лошадь. – Полина встала и медленно закружилась по комнате. – Ах, была июльская ночь! Запах лип, пустое кафе, горько-пряный вкус мартини, томная музыка, и мы с ним танцевали! Когда я вспоминаю эти танцы, со мной что-то происходит, и я готова снова – раз-два-три, раз-два-три! – Она опустилась на диван рядом с сестрами и выдохнула: – Мне кажется, что благодаря этой любви я научилась понимать себя. Любовь, как живопись импрессионистов, позволяет видеть мир в ином свете. Влюбишься, и все меняется: небо может стать желтым, а деревья голубыми…
Татьяна обняла ее:
– Ты едешь с ним?
Полина покачала головой.
Маша тихо сказала:
– Но ведь вы могли бы быть вместе?
Полина ласково погладила ее по голове:
– Маруся, я не люблю сослагательных наклонений – если бы да кабы! Если бы не было Ивана и нашего прошлого, которое сейчас кричит, корчась от боли! Все так, как должно быть. А потом любовь все может преодолеть. Любые препятствия и расстояния. И какая мне разница, где он – в Петербурге или в Америке, на том или этом свете… Маруся, включи какую-нибудь музыку. Эта тишина оглушает.
Маша подошла к магнитоле, выбрала диск, зазвучала любимая сестрами песня «Осень в Нью-Йорке».
– Выпьем? – предложила младшая сестра.
Полина усмехнулась:
– Думаешь, поможет? Впрочем, почему не попробовать… В холодильнике есть водка и банка соленых огурцов!
…Сестры сидели на диване и выпивали.
Татьяна улыбнулась:
– Просто как в сказке: «Три девицы вечерком пряли пряжу под окном». В нашем случае, правда, не пряли, а сообразили на троих, но в целом сюжет классический! Хорошо сидим!
Маша залпом опрокинула полную рюмку и сказала:
– Я, как маленькое перышко, которое несет ветер. Помните детскую песенку?
Она тихонько запела. Ее тоненький голос странно звучал на фоне мелодии дождя и джаза.
* * *
Остановившись посреди улицы, Климов попытался закурить. Сильный ветер гасил пламя. Климов усмехнулся – такая паршивая погода как раз подходит для прощания «с городом и родиной», не хватает только полонеза Огинского, речей навзрыд и белых платочков, которыми машут вслед. Однако каков сукин сын – даже сейчас не может избавиться от иронии, хотя еще вопрос: а нужно ли от нее избавляться? Ирония – удобная штука, поскольку именно ироничное восприятие жизни избавляет нас от незавидной перспективы прослыть человеком с дурным вкусом, к приметам коего причисляются чувствительность и сентиментальность.
Предложение поработать в Америке стало для него полной неожиданностью. Как говорится, «никогда об этом не думал». Где Америка и где он?! И вдруг ему позвонил бывший московский коллега, уехавший за океан, и предложил завидный контракт. Климов, впрочем, не стал спешить с ответом и ушел в долгие раздумья, что, вообще говоря, было ему несвойственно (решения, в особенности важные, он старался принимать по принципу «семи вдохов», согласно прочитанному когда-то в юности правилу воина кодекса Бусидо). Все дело в том, что в этот раз самураем он себя не чувствовал – одолела рефлексия и сомнения. С неделю Климов раздумывал и только сейчас принял решение. Бежать. Но сначала он принял другое решение – отпустить.
Сегодня, увидев Полину, похудевшую, измученную, поняв, как она страдает, Климов задумался – наверное, ей действительно будет проще и спокойнее, если они расстанутся. И может, истинная любовь в том, чтобы отпустить? Уехав в Америку, он поступит исключительно прагматично, потому что сопротивляться эмоциям и вполне естественным желаниям прибрать любимую женщину к рукам, схватить эту обожаемую добычу и утащить навсегда в свое логово в Петербурге, рядом с нею, было бы значительно сложнее, а так он сам прочертит демаркационную линию в виде океана. И не сорвется, не поспешит – некуда, не к кому.
Решено – бежать, чтобы забыть о ней и фантастическом счастье тех лет. Говорят, что от большого счастья стареют так же, как от большого горя. Очень похоже на правду: оба переживания весьма энергозатратны. Счастье – такая же экстремальная ситуация, вполне способная испепелить человека. Во всяком случае, сейчас он ощущает внутри выжженную пустыню.
Итак, Полина не едет с ним! Что ж, он знал это с самого начала, и все же почему так больно… Впору усмехнуться: «Не плачь, дядя, не ты один сиротка!» Он и не плачет, просто капли дождя стекают по лицу. Все нормально – прокатится за океан, поглядит на другую версию пространства и, возможно, даже найдет в ней нечто интересное… При этом, разумеется, он не тешит себя иллюзиями относительно жизни, хе-хе, «с чистого белого листа»! Увольте – подобные иллюзии не для него. Он не из тех, кто «верит в географию».
Недавно двоюродная сестра Марина, когда Климов зашел к ней в гости, выписала ему рецепт счастья: «Никита, тебе надо жениться!» – а потом, наливая борщ любимому мужу Борюсику, добавила: «Семья – это тыл, смысл и твоя защита!» Ну конечно! Женитьба – вот спасение и верный способ обмануть бледного всадника. Молчаливый, уже спасшийся Борюсик согласно закивал головой, подтверждая правильность сказанных супругой слов.