В глубине души она не сомневалась в том, что Макс любит ее, и старалась вспоминать все лучшее, что было между ними, повторяя как заклинание его обещание вернуться. Но, что их ждет впереди? Он так и не сказал, что хотел бы жениться на ней, а его помолвка, пусть неофициальная, сохранялась в силе. Возможно, сейчас рядом с ним были другие женщины, быть может, и очаровательная Вирджиния.
Ну, конечно же, она должна быть очаровательной. Именно такой в представлении Джил была обладательница чувственного голоса, который ей довелось услышать в телефонной трубке. Красивая, уверенная в себе женщина. Тот голос до сих пор звучал в ушах Джил. Макс сказал, что решит проблему. Но как? И что потом?
На четвертый день Джил перенесла рабочие материалы в мастерскую. Так было удобнее. Ведь там хранились и записи, и отцовские журналы. Но основной причиной перемещения было то, что в мастерской девушка ощущала присутствие Макса. Здесь еще сохранился его запах, его аура.
В ванной Джил нашла кое-что из его вещей: мыло в душе, помазок на стеклянной полке над раковиной. На нем даже осталось несколько прилипших волосков от его щетины. Простыни источали аромат его лосьона, на подушке была заметна вмятина, оставленная его головой.
Кульминацией каждого дня были скупые разговоры по телефону. Он позвонил ей, как и обещал, из Сан-Франциско, чтобы сообщить, что благополучно пересек горы.
— Не знала, что ты живешь в многоквартирном доме, — сказала Джил, смеясь. — Фактически, я ничего о тебе не знаю. Не представляю, как складываются твои будни.
— Ничего особенного, даже и рассказывать не о чем.
— Может быть, но если ты посвятишь меня в какие-нибудь детали, мне будет легче почувствовать тебя рядом. Я буду представлять тебя среди вещей, которые тебя окружают. Ты видел меня в моем доме, а я даже не знаю, как выглядит твой.
— Этому дому недолго осталось быть моим, — твердо заявил Макс. — Помни, что я вернулся сюда только ради одного: поставить на моей прежней жизни точку. Наберись терпения. Знай, что мне так же тяжело без тебя, как и тебе без меня.
Джил сомневалась в этом. Мужчины умеют находить забвение в разных делах, а для женщин любовь — смысл всей жизни. Что по этому поводу говорили классики? «Любовь для мужчины — способ уйти от действительности, а для женщины — сама действительность». За прошедшие века мир мало изменился, по крайней мере в том, что касается человеческой природы. Пусть женщины отвоевали себе свободу и способны сами себя обеспечить, пусть мужчины перестали быть единственной опорой их существования, но от этого женщины не стали счастливее. Если нет любви, они теряют вкус к жизни.
— Знаю, — сказала она тогда Максу, — и не жалуюсь на судьбу. Я просто тоскую по тебе, вот и все. И не могу представить то место, где ты живешь. Для меня ты существуешь только здесь, на этом пустынном побережье.
— Я знаю, милая, и испытываю похожие чувства. Но ты должна понять; я не могу уехать, бросив все. Это будет несправедливо по отношению к моей семье, к друзьям, к делу. И к тебе тоже. Я хочу начать жизнь с тобой с новой строчки. Понимаешь?
— Да, конечно, — заверила его Джил. — Оставайся столько, сколько сочтешь нужным. Я не хочу мешать твоим планам, торопить тебя. Мне достаточно знать, что ты любишь меня и помнишь.
— Конечно, я люблю тебя. Верь мне!
Однажды вечером, как раз в то время, когда обычно звонил Макс, телефон ожил, но в трубке прозвучал голос Бекки.
— Ну, все, — с видимым облегчением сообщила она, — мои уехали. Я люблю внуков, но так устала от них! И где они берут столько энергии?
— Думаю, и у вас ее было в свое время не меньше, — засмеявшись, ответила Джил.
— Может быть, не помню, — сухо ответила дама. — Кстати, — словно встряхнувшись, заговорила Бекки, — как насчет того предложения поужинать? Сегодня не поздно? Я бы с удовольствием использовала передышку.
— Ну, — замялась Джил, — не знаю. Прямо сейчас я пойти не могу. Жду звонка.
— Да? — Бекки захихикала. — Не от того ли красавчика? Я заметила, что он уехал.
Джил подавила внезапный приступ раздражения.
— Бекки, есть ли на свете что-нибудь, чего бы вы не заметили? — спросила она беззаботно, как бы невзначай.
— О, прости, дорогая! Я вовсе не хотела ничего выпытывать. Мне кажется, что ты, голубушка, весьма чувствительна ко всему, что касается этого молодого человека.
— Извините, Бекки. Я не хотела вас обидеть. И с удовольствием поужинаю с вами. Дайте мне только час или около того, и я заеду за вами, а от вас рванем в новый ресторан. Идет?
Новый ресторан в небольшом курортном городке в нескольких милях от поселка был построен с расчетом на туристов и отличался помпезностью, но, по мнению Джил, не слишком хорошим вкусом. По стенам были развешаны тяжелые сети; столы серо-зеленого стекла, загадочно мерцающие в полумраке, претендовали на сходство с корабельной палубой, в отделке интерьера использовалось много дерева, которое, по замыслу дизайнера, должно было напоминать о сплаве леса; кое-где со стен смотрели засушенные крабы, а в углу зала располагался огромный аквариум со всякой рыбьей мелочью.
В ресторане было шумно. Женщины выбрали отдаленный столик на двоих и принялись изучать меню. Тут же к ним подлетел молоденький официант с дежурной улыбкой. Все, от стен до обслуги, было насквозь пропитано фальшью.
Одним взглядом окинув меню, Бекки, перегнувшись через стол, громким шепотом сообщила:
— Дешевле было бы слетать в Майами. — Расходы пополам.
— Нет, — возразила Джил, — я угощаю.
Джил вздохнула. Деньги будут потрачены зря, но по-другому поступить она не могла — надо выполнять обещание.
— Позволь мне хотя бы заплатить за вино. Или ты предпочитаешь коктейли?
— Нет, вино вполне меня устроит. Давайте кутнем и закажем омаров.
— Я — за, если ты можешь себе это позволить.
— Никаких проблем!
Бекки добавила к заказу бутылку рислинга. Когда сервировали ужин, она подняла бокал.
— За тебя, моя девочка! — торжественно произнесла Бекки. — Ты выглядишь на все сто. Этот темно-зеленый цвет чрезвычайно идет тебе, и мне нравится твоя новая манера носить волосы распущенными.
— Спасибо, Бекки, — ответила Джил, польщенная комплиментом старшей подруги.
— Ты прямо расцвела, — продолжала Бекки, — я бы сказала, ты выглядишь, как… — Она запнулась, раздумывая, стоит ли говорить то, что было у нее на уме, но, решительно тряхнув головой, закончила: — Как женщина, которая любит и любима.
Джил вспыхнула. Опустив глаза, она пригубила вино, стараясь скрыть смущение, но сердцем понимая, что тешит себя иллюзиями: от Бекки ничего не утаишь. Впрочем, к чему скрывать? Напротив, ей представился счастливый случай поведать о своих чувствах опытной женщине, которая может верно оценить то, что с ней, Джил, происходит.