Почему мне – не стало? Почему я до сих пор из кожи вон лезу, чтобы выглядеть так, как хочется моим родителям? Мне кажется, что если бы не они, я ушла бы от мужа, перестала бы разыгрывать комедию «счастливая жена». Но я терплю.
Мне твердо, раз и навсегда внушили, что любить родителей – моя святая обязанность, мой главный долг. Человек, который не любит родителей, настолько мерзок и низок, что не имеет права дышать. У него вместо души черная дыра, которая утянет его прямиком в ад, когда он задохнется от собственного яда.
И не только любить, но и почитать. Радовать. Стараться. Угождать. А что может быть приятнее для родителей, чем сознание, что они вырастили хорошую послушную дочку?
Любовь к детям – немножко другое. Ребенок обязан заслужить, чтобы его любили. А если не заслужил, значит, он очень плохой.
Папа иногда в шутку говорил: родителей не выбирают. Будто выбирают детей… Думаю, этот двойной стандарт и погубил меня. В любви, любой любви, даже между родителями и детьми, правила должны быть одни для всех. Мне трудно это сформулировать, но социальная роль – одно, а любовь – другое. Любовь нельзя вымогать, к сожалению, я поняла это только сейчас. В этом чувстве человек абсолютно свободен. Можно и нужно уважать человека, если он остался с опостылевшей женой, но нельзя требовать, чтобы он снова в нее влюбился.
Мне же с пеленок привили такое искаженное понятие о любви, где возможны были отношения «раб – господин», «преступник – судья».
Я вовсе не хочу сказать, что моя жизнь была ужасной. Наоборот, я была счастлива в родительском доме, ведь я быстро стала опытным канатоходцем и научилась почти не покидать «фокус любви».
Просто в неравенстве между «моя любовь» и «любовь ко мне» не сокращалось «обязана»… Остаток, в котором был мой долг любить и долг быть любимой, наверное, и подвел меня к знаменателю жертвы…
Нейман сидел в кабине и наслаждался. По радио звучала одна из любимых песен подводников, «Дыхание» Бутусова.
– «Что над нами километры воды, что над нами бьют хвостами киты», – громко подпевал Владимир Валентинович.
«Если Кристина вернется до того, как песня кончится, может быть, у нас что-то и получится», – загадал он.
Тут в стекло робко постучали.
– А? – очнулся он.
Лариса Анатольевна выскочила в одном халатике. Приплясывает от холода, бедняжка.
– Лорочка, ну что же вы! – Нейман мгновенно вылез из кабины. – Пойдемте внутрь скорее.
– Я всего на пару слов…
– Которую вы скажете мне в теплом помещении. Давайте, давайте! – Он увлек ее обратно в приемное.
– Хотелось бы наедине, а у нас тут не так много укромных мест… – слабо улыбнулась Лариса.
– Вы меня заинтриговали.
Нейман заглянул в диспетчерскую. Кристина в боевой стойке беседует с терапевтом, выражение лица из серии «рука сама тянется к пистолету». Ясно, не сошлись диагнозами. Минут десять у него точно есть.
«Жаль, – подумал Владимир Валентинович, входя вслед за Ларисой в душную курилку, – получается, она бы не вышла до конца песни. Но будем считать, что гадание не сработало».
– Владимир Валентинович, – Лариса осторожно тронула его за плечо, – у меня к вам очень деликатный разговор.
– Прошу вас, Лорочка, не стесняйтесь. Буду счастлив помочь.
– Видите ли, – она опустила глаза, Нейману показалось, даже покраснела, – это по линии вашей общественной работы…
– Боже мой, Лариса! – Это вырвалось у Неймана прежде, чем он успел что-то сообразить. – Никогда бы не подумал, что у вас проблемы в семье!
– Нет, что вы! Нет! – быстро сказала она. – Разумеется, нет. Игорь меня бьет – что за абсурд! Просто смешно!
Нейман смутился:
– Простите, Лорочка.
– Речь не обо мне. Я хочу поговорить о моей подруге.
– Слушаю вас внимательно.
– У нее очень сложная проблема. Там как бы не совсем насилие… – Лариса замялась, нахмурилась, но выглядела при этом очаровательно. – Она обращалась во все инстанции, толку никакого, и мы подумали: вдруг вы сможете помочь?
– Сделаю все, что в моих силах.
– Наверное, лучше будет, если она сама расскажет. Дело очень щекотливое…
– Я сам не люблю играть в испорченный телефон. Пусть приходит ко мне на прием.
Лариса улыбнулась в своей застенчивой манере:
– А нельзя ли встретиться на нейтральной территории? Она уважаемый человек, заведующая отделением, и будет чувствовать себя очень неуютно, ожидая своей очереди под дверью вашего кабинета. Она и так прошла через много унижений, нельзя ли избавить ее хотя бы от этого?
– Лорочка, ну конечно! Просто я, старый мужлан, о таких тонкостях как-то не подумал. Можно поговорить у меня дома.
Договорились, не откладывая в долгий ящик, пойти к Нейману утром, сразу после смены.
В машине Владимир Валентинович запоздало вспомнил, что живет теперь не один, но рассудил, что Артур, молодой пенсионер, в девять утра будет еще сладко спать и никому не помешает.
Таинственная подруга оказалась хорошо знакома Нейману. Он часто встречал Анастасию Николаевну на дежурствах, когда они с Кристиной сдавали ей тяжелых больных. Настя была очень компетентным кардиологом, ее постоянно вызывали из дома на сложные случаи, Владимир Валентинович ездил за ней, когда дежурил. Случалось ему возить и других специалистов, те по ночам выходили хмурые, сонные, проклинали негодяев, посмевших разбудить их среди ночи, а Настя выпархивала из подъезда с милой улыбкой, и у нее всегда находилось для водителя несколько ласковых слов. Худощавая, с мальчишески-задорным личиком, она смотрелась совсем ребенком, и только солидная должность заставляла думать, что ее возраст, наверное, уже приближается к тридцати.
Из квартиры убедительно пахло вкусным обедом. Неужели Артур постарался? Нейман хмыкнул, раньше он не знал за другом кулинарных талантов, кроме умения открыть бутылку пива любым подручным предметом. Прихожая сияла ослепительной чистотой, а через открытую дверь в комнате виднелся фрагмент Артура. Балансируя на подоконнике, тот развешивал портьеры в тошнотворный цветочек.
– Братик, ты? – крикнул он. – Сейчас я тебя покормлю, только с занавеской закончу. Думал вчера успеть, но пришлось дрель покупать. Ты даешь, Володя! Мужик без дрели все равно что без…
– Я понял, – быстро перебил Нейман. – Спускайся, у нас гости.
Во время церемонии знакомства с физиономией Артура произошла странная метаморфоза. Улыбка расползлась и исчезла, а глаза, сверкнув огнем, погасли и уехали куда-то в сторону. Бравый майор вдруг начал сосредоточенно разглаживать оборки на приторном фартучке – в пылу домашних хлопот Артур зачем-то повязался незнакомым Нейману передником. Данный аксессуар абсолютно не сочетался с тельняшкой и рабочими штанами, да и вообще смотрелся на колоссальной фигуре Артура как фиговый листок.