Парк кончился, и Стас оказался прямо возле Любиного дома, высокой серой девятиэтажки с нарядными балконами красного кирпича. Вспомнив расположение Любиной квартиры, Стас сориентировался, на какую сторону выходят ее окна, и устроился в скверике – так чтобы она могла увидеть его из окошка. Вдруг выйдет на балкон и крикнет: «Поднимайся, я жду тебя!»
Заварит ему свежего чаю, и в кухне, тесной и уютной, они, стесняясь, сядут по разные стороны стола, но сразу возьмут друг друга за руки и будут сидеть, не поднимая глаз. Закипая, зашумит чайник, но они не смогут разомкнуть рук... Он столько всего хочет сказать ей... О том, как любит и скучает без нее, как хочет, засыпая, знать, что она рядом... О том, как на работе ему было бы приятно думать, что она ждет его дома... Но он, конечно, ничего этого не скажет, просто стиснет ее руки в своих покрепче. Он не скажет и того, что секс с ней не самое главное. Что видеть ее глаза и нежную, робкую и в то же время немного ироничную улыбку гораздо важнее...
И она поймет. Она понимает его без слов, хоть ничего о нем не знает. Когда они целовались в беседке, когда встретились в академии на уборке класса и потом у Зои – она прекрасно понимала его.
Она понимает, что его интерес к ней не просто желание, не сиюминутная страсть, а нечто более серьезное. Поэтому она так жестко отказала ему.
И Стас был благодарен Любе за этот отказ.
Вечерело, кое-где стали зажигать свет, но Любины окна оставались темными. Если, конечно, он не ошибся в расчетах и это именно ее окна. «Когда я вижу свет в твоем окне, то на душе спокойно мне, хоть ты зажгла его, маня, совсем не для меня», – вспомнились вдруг строчки из старой песни.
Он не знает номер ее телефона. Подняться, что ли, сказать через дверь: «Люба, я сижу в сквере возле вашего дома, выгляньте в окошко!» Смешно.
Стас покурил, устроился поудобнее и незаметно для себя задремал. Проснулся через час таким бодрым и свежим, словно проспал целые сутки.
Встал, помахал руками, попрыгал, чтобы согреться. Он провел хороший день в мыслях о любимой женщине, и не страшно, что не повидались.
Обратно он снова шел через парк, и по темнеющим аллеям рядом с ним незримо шла Люба...
Как она? Здорова ли, счастлива ли? Как у нее с мужем, и что это за муж такой, что не ходит с ней вместе по гостям, а вечерами не бывает дома? От этой мысли Стас остановился как вкопанный. В командировке, что ли? Люба пустила его в свой дом, проявив редкую для замужней дамы неосмотрительность. Пусть она не ждала его тем вечером, но соседей, всегда готовых доложить супругу о похождениях его половины, учесть должна была. На третьем курсе академии Стас крутил роман с замужней женщиной, так вот она никогда, ни при каких обстоятельствах не приглашала его к себе. У них был упоительный секс в квартирах Стасовых друзей, на природе, в подвале академии, на чердаке жилого дома и даже несколько раз в машине «скорой помощи». Стас работал фельдшером на «скорой», и дружески настроенный шофер давал ему ключи. Та женщина была большая экстремалка и выдумщица. Вспомнив ее, Грабовский невольно улыбнулся.
Интересно-интересно! Он напряг память. В Любиной квартире он был слишком возбужден, чтобы обратить внимание на обстановку. Но ведь обычно признаки жизнеобитания мужчины сразу бросаются в глаза. Наверное, если бы он увидел мужскую куртку, или портфель, небрежно брошенный возле столика с телефоном, или, допустим, набор гаечных ключей, то задержался бы на них взглядом.
Дальше. Ему очень нравились Любины руки – немного великоватые для женщины, с длинными пальцами красивой лепки и безупречным скромным маникюром. Особенно ему нравилось, что она не носит накладных ногтей в три сантиметра длиной и с картинками. Эта «хохлома» ужасно раздражала Стаса. В общем, он с удовольствием разглядывал ее руки и уверенно может сказать – обручального кольца она не носила, хотя какие-то колечки у нее всегда были.
Получается, она соврала про мужа? Зачем? Стас присвистнул и нервно закурил.
– Ну ты и баран, Грабовский, – сказал он себе сердито, – мегабаран! Она же думает, ты женат! А ты, придурок жизни, так рад был ее видеть, так счастлив, что забыл сказать ей: на самом-то деле ты свободен.
Женская гордость, куда деваться! Люба в своем невинном хвастовстве показалась ему очень трогательной.
Что же делать? Бегом вернуться? А вдруг он ошибается, выдает желаемое за действительное? Что скажет муж, увидев на пороге разгоряченного молодого человека?
Единственный выход – завтра откровенно поговорить с Зоей Ивановной. Рассказать ей все как на духу, и так уже его любовь тонет в море недомолвок и неясностей! Он объяснит начальнице про Варю, расскажет, что да, хотел на ней жениться, а теперь чувствует, что она для него – чужой человек, что всем сердцем он тянется к Любе. Он не станет просить Зою ни о чем, пусть только скажет, замужем Люба или нет. И если нет... Он немедленно вернется сюда тем же маршрутом, на электричке до Удельной, бегом по парку, и будет ждать ее у порога и не уйдет, пока они во всем не разберутся.
Стас достал кошелек и пересчитал наличность. На рыночке возле железнодорожной станции он заметил здоровенный букет из нежных белых роз, приправленный пальмовыми ветками и еще какими-то мелкими белыми цветочками, настоящее буйство гламура. Завтра он купит Любе такой же. Да что там цветы, он луну с неба достанет, лишь бы только она не была замужем и приняла его.
Ах, как не вовремя тогда его дернули на операцию! И как глуп был он сам, что, растерявшись, забыв обо всем, кроме предстоящего наркоза, не взял у Любы номер телефона. Просто у него было ощущение такого полного единения с ней, такой уверенности, что наконец он нашел женщину, предназначенную ему судьбой... Да что там, ему казалось, он все о ней знает, вот и не спросил номер.
А потом... Почему вдруг он так обиделся на ее приветствие, почему оно показалось ему равнодушным и холодным? Оказывается, она просто не узнала Стаса, она близорука и на дне рождения была без очков.
«Если ты нашел женщину, предназначенную тебе Богом, если твое сердце рвется к ней так, что ломит в груди, хватай ее и не отпускай!»
Зоя занималась совершенно несвойственным ей делом – она интриговала против Максимова. Метод ее борьбы заключался в том, что она призывала всех желающих ознакомиться с документом, где была приведена статистика операций профессора.
– Сидел же он тихо много лет, – сокрушалась Зоя, – занимал должность главного специалиста и заведующего кафедрой, пока ему вдруг в голову не стукнуло, что он гениальный хирург. Откуда у него взялась такая идея? Почему он позориться не боится?
– Власть меняет человека, – заметил Колдунов философски.
Стас сидел в углу Зоиного кабинета и подпрыгивал на стуле от нетерпения. Весь день Зоя Ивановна летала по клинике, как баллистическая ракета, притормозить ее и увлечь в тихий уголок для откровенного разговора было невозможно. А теперь, когда рабочий день кончился, она гоняет чаи в обществе вечного дежурного Яна Александровича, и шанс остаться с ней наедине появится только, если его вызовут к больному. Несмотря на неловкость ситуации, Стас твердо решил не уходить, пока не вытрясет из Зои все.