Ее соски напряглись, и он осторожно прикоснулся губами сначала к одному, затем к другому, целуя и нежно потягивая, и она судорожно прижала к себе его голову, выдыхая его имя.
– Оливер, пожалуйста… – сбивчиво шептала она. «Пожалуйста, что? Пожалуйста, остановись? Пожалуйста, не останавливайся?..»
Он поднял голову и взглянул на нее сверху вниз, чувствуя, как перехватывает дыхание.
Ее губы опухли и покраснели от его поцелуев, глаза горели сумасшедшей страстью, руки беспорядочно блуждали по его телу.
Разве мог он противиться ей?..
Кейт просто не могла в это поверить. Хотя тело все еще горело от его поцелуев, но сердце болело сильнее.
Наверное, она сошла с ума. Она должна была выпроводить его отсюда сразу же, как только увидела! Ну почему она не сделала этого?
«Я просто растерялась», – сказала она себе. Растерялась оттого, что увидела его снова после стольких лет разлуки вот так, совершенно неожиданно. И это его напускное безразличие… Она видела, как бился пульс на его шее, видела желание в его глазах, – и она сама хотела его так сильно, как никогда. Теперь она получила то, чего хотела. Что дальше?
Она сглотнула слезы. Какой же надо было быть дурой, чтобы позволить ему прикоснуться к себе! Нужно было вышвырнуть его немедленно!
– Кэти…
– Не называй меня так. Меня никто так не называет.
– Да. Кроме меня.
– Но с тобой я не разговариваю, поэтому это мне безразлично, – сказала она, силясь надеть маску безразличия, чтобы не дать сердцу разбиться на миллион стеклянных осколков.
– В этом нет моей вины, – сказал Оливер, и теперь его голос звучал намного жестче. – Что произошло, Кейт? Сначала мы женимся и живем вместе, а потом ты вдруг сбегаешь без каких-либо объяснений, оставив мне только записку, которая ничего мне не объяснила, и у меня даже не было никакой возможности связаться с тобой. Ты ушла с работы, съехала с квартиры, твоя мать отказалась сообщить мне, где ты, – да ради всего святого, что я сделал не так?! Мы же любили друг друга, или это только я любил тебя?.. Черт возьми, я до сих пор люблю тебя, Кейт. Но я понятия не имею, почему ты бросила меня.
Она спустила ноги с кровати, подняла полотенце и безуспешно попыталась завернуться в него.
– Ты не сделал ничего плохого. Я просто разлюбила тебя, – солгала она. – Мы выросли и изменились, только и всего.
– И ты не могла сказать мне все это в глаза?
– Я говорила тебе об этом каждый раз, когда мы ссорились. Это не должно было стать для тебя неожиданностью.
Он горько рассмеялся:
– И тем не менее это стало для меня неожиданностью.
Она протянула дрожащую руку к телефону:
– Я позвоню на ресепшен. Думаю, тебе стоит одеться. – Она старалась не смотреть на его стройное тело с напряженными мускулами, на темные волосы, прикосновение которых все еще ощущала ее кожа.
– Стол регистрации, слушаю вас.
Она чувствовала, как пылают щеки.
– Это доктор Кроуфорд, номер сорок три. Доктор Кэтрин Кроуфорд. Похоже, произошла ошибка: вы дали второй ключ от моего номера доктору Оливеру Кроуфорду.
– Подождите минутку, пожалуйста, – произнес равнодушный голос, и в трубке зазвучала музыка.
Она убрала трубку подальше от уха, но это было ошибкой. В наступившей тишине она услышала, как позади нее Оливер тяжело вздохнул и начал подниматься, отчего кровать слегка прогнулась. Потом она услышала, как он расстегнул чемодан, как копался в нем, как одевался…
– Алло. Доктор Кроуфорд, мне очень жаль, похоже, что произошла ошибка. У нас в гостинице действительно зарегистрирован еще один доктор Кроуфорд, но он проживает в номере сорок четыре. Мы сейчас пришлем кого-нибудь с ключом для него. Приношу вам свои извинения.
Прежде чем она успела возразить, в телефонной трубке снова стало тихо, и с легким щелчком трубка вернулась на место. Кейт посмотрела на свою руку, по-прежнему сжимавшую полотенце в глупой и смешной попытке сохранить благопристойность.
Слишком поздно для таких попыток. Вообще слишком поздно.
Нет. Даже не думай об этом.
– Кэти?
Голос Оливера прозвучал мягко и хрипловато, и она непременно сдастся под напором этого голоса, если позволит себе слушать его дальше.
– Оливер, нет. Нам не нужно… – начала она, но он прервал ее:
– Я не собирался ничего предлагать. Я только хотел сказать, что… мы не подумали о контрацепции.
Боль пронзила ее, мешая дышать, и несколько секунд она молчала, пытаясь сделать вдох.
– Ничего страшного, – ответила она наконец, когда смогла говорить, и быстро прибавила: – Я принимаю таблетки.
Оливер не ответил. Казалось, он пытается прочитать ее мысли и понять, лжет она или ему только показалось.
Конечно, Кейт лгала. Но ему было совершенно не нужно знать об этом, и она готова была отрицать все до конца своих дней. И если в ближайшую минуту у нее не получится справиться с дыханием и вдохнуть хоть немного воздуха, то этот конец не заставит себя долго ждать…
В дверь постучали, и это спасло их обоих от дальнейшего выяснения отношений. Оливер быстро подошел к двери и открыл ее – ровно настолько, чтобы можно было принять ключ вместе с извинениями портье.
– Ничего страшного. Все в порядке, – сказал он с привычной улыбкой в голосе, и она поразилась тому, как легко у него получалось лгать.
Оливер подошел к ней, подбрасывая ключ на ладони и по-прежнему улыбаясь. Но улыбка не затронула его глаз.
– Ну вот мы и разобрались, где чей, – сказал он, опуская ключ в карман.
– Я тебя не задерживаю, – отозвалась Кейт, и он тяжело вздохнул:
– Нам нужно поговорить.
– Нам не о чем…
Его резкий смех прервал ее.
– Не о чем говорить? Мы случайно сталкиваемся спустя пять лет с тех пор, как ты исчезла, занимаемся любовью, забыв обо всем на свете, и после всего этого нам не о чем говорить?! Ты с ума сошла?
– Пять лет назад ты именно так и думал.
Что-то промелькнуло в его глазах – что-то, что можно было принять за сожаление.
– Нет. Я всего лишь сказал, что ты ведешь себя странно. А неделю спустя ты ушла от меня.
– И что тебя удивляет? Я уже сказала тебе, что между нами все кончено, и это по-прежнему так!
– Да, судя по всему. И минуту назад между нами тоже абсолютно ничего не было, – заметил он в тон ей, и она отвернулась, не в силах больше выносить этот пронзительный взгляд серых глаз. Его взгляд был ищущим, и обычно он находил то, что искал. Она не должна была смотреть ему в глаза, если хотела сохранить твердость и хоть частицу рассудка.