– Можно и вправо, – согласился старик.
– Благодарствую, дедушка, так и сделаю, – поклонился молодой человек и двинулся дальше в путь.
За осинником земля пошла вверх, и очень скоро Олег оказался в сосновом лесу, который, увы, через пару верст опять закончился рыхлой вязью. Ведун ступил на нее, пробрался немного вперед, потом повернул влево, прошел шагов двести и по широкой дуге стал опять отворачивать вправо. И вновь наткнулся на деда с корзинкой.
– Ой, опять ты здесь, мил человек, – удивился дед. – Чего с дороги отворачиваешь?
– Ты же сам сказал, что сперва прямо, а потом направо, – вскинул брови ведун.
– Налево, а не направо! – разозлился грибник. – Налево!
– А прямо не пройти?
– Отсюда и прямо можно, – махнул рукой дедок.
– Ой, спасибо, выручил, – низко поклонился Олег. – Я просто кроны сосновые впереди увидел. Мыслю, отдохну немного, а там по твоему совету двинусь. Прямо, да?
– Из того леса прямо дороги нет. Или по левой руке топи обходить нужно, или по правой, – хмуро ответил грибник. – Не перепутай, когда отдохнешь. А хочешь, супчик грибной на дневке свари.
– Не, есть не стану, – покачал головой Середин. – Токмо полежу и отдышусь.
Примерно так он и сделал: немного посидел на вывернутой с корнями сосне, а потом двинулся дальше.
С активной доброжелательной помощью грибника находить дорогу стало намного проще. За день ведун прошел верст десять, если не больше, и теперь всерьез надеялся добраться до Порусьи если не следующим утром, то днем наверняка. Место для ночлега тоже оказалось удачным – на поросшем соснами взгорке возле небольшого озерца. Сильно заболоченного, не без этого, но все же с большим окном чистой воды и с травой по берегам. И табун напоить нетрудно, и лошадкам чего пощипать тоже имеется, и валежника под деревьями в достатке.
Сюда же заявился и дедуля со своими грибами – однако ведун от угощения привычно отказался и стал расспрашивать о дальнейшем пути, чтобы с рассветом не заблудиться.
– Плохо твое дело, мил человек, – пожалел его старик, качая головой. – Совсем в тупик ты забрел, дальше уж никак не пройти. Назад надобно возвращаться да гиблое место через торфяники обходить. Либо с той стороны, либо с этой, – тыкал он пальцем то на север, то на юг. – А на восход отсель места совсем мертвые, пропадешь.
– Беда, беда, – горестно покачал головой ведун. – И что, дальше там, на восток, хороших мест вовсе не сыскать? Никто не обитает?
– Обитают, знамо, – признал грибник. – Да токмо добираться далеко. Округ идти надобно.
– Ужасно, – кивнул ведун. – Постараюсь завтра не заблудиться.
Он приготовил себе ужин, устроил место для ночлега, потом отвел лошадей к себе в лесок, очертил палкой по хвое глубокую широкую черту, нашептывая:
– Защити… внука кровного от колдуна и от колдуницы… от красноглазого, от косого… от всякого ворога…
– Ты чего делаешь? – забеспокоился подошедший грибник.
– Примета есть такая, дедушка, – пояснил ведун. – Коли на болоте мужика хромого встретишь, сторонись его, как можешь, и ни единому слову не верь. Не то болотник тот в самую топь тебя заманит. Вот я, дедушка, и берегусь.
– М-м-м… – выдавил утробный звук грибник, а потом вдруг в ярости кинулся вперед, ударился о заговоренную стену, отлетел, кинулся снова, растопырив желтые тощие пальцы. Из разверстого рта высунулись гнилые зубы, седые волосы позеленели, обернувшись тиной, как и рубаха – водорослями. Корзинка, правда, осталась почти прежней – только подернулась мохнатой плесенью да вместо боровиков и подосиновиков оказалась полна поганок.
Про озерцу побежали волны, на берег выползли две столь же склизкие, словно подгнившие, навки, полапали пятернями защитную черту, поползли по кругу. В воздухе захлопали крыльями криксы. Тоже немного, всего пяток. Болотник был прав, в здешних вязях люди были редкими гостями. Сколько веков существует, а утопленников, вон, накопили – раз-два и обчелся.
Олег забрался в спальный мешок и попытался заснуть, однако стоило закрыть глаза, как жалобный девичий голосок запросился погреться у его костра. Очаровательная русоволосая селянка в полупрозрачном сарафане жалилась, что заблудилась и замерзла, просилась к огню и под одеяло.
И все бы в ней было хорошо – да только она отчего-то не могла переступить черту, запретную лишь для нежити и колдунов, и хорошо различалась меж деревьями, несмотря на темноту.
«И ведь говорил мне Вторуша: плыви на лодке. – Впервые за последние дни Середин застегнул спальный мешок на молнию, прячась в нем с головой. – Чует мое сердце, короче прямой путь все едино не получится, а намучаюсь супротив кривого втрое».
* * *
Рассвет разогнал чахлую болотную нежить, и только старик упрямо торчал за заговоренной чертой, не желая верить, что и без того редкий путник ускользает из его владений. Только теперь, когда Олег, свернув лагерь, переступил черту, это был не доброжелательный дедушка-грибник, а темный высокий монах с желтыми глазами и в черной одежде. Он заступил молодому человеку дорогу и грозно оскалился:
– Не пущу! Загрызу, смертный! Нет тебе туда дороги, назад поворачивай! Не то комаров травяных на тебя выпущу, мошкару подниму, змеям холодным загрызть велю. Слизняки жирные глаза твои выедят, черви ходы в ногах прогрызут…
– Нет в тебе силы, хозяин болот, – брезгливо поморщился ведун. – Твоя власть в обмане, а не в руках и клыках. Коли смертный за тобой не идет, тебе его не свернуть.
Середин невозмутимо сдвинул монаха немного в сторону и прошел мимо него.
– Ты еще вернешься, путник! – угрожающе крикнул ему вслед болотник.
– Вернусь, – не стал с ним спорить молодой человек. – В следующий раз постарайся не хромать.
Впереди было еще несколько чавкающих низин, густо заросших осинами и ивами, бескрайний березняк, сменившийся странным кочковатым лугом, потом опять березняк пополам с поднявшейся до пояса травой. А река впереди все не показывалась и не показывалась, равно как и никаких ручьев, прудиков, луж и родников. У Олега, конечно же, была фляга. А вот у лошадей – нет. При этом путь все время шел ощутимо вверх. Когда день повернул к закату, ведун сломался и поклонился травникам и полевикам, надеясь на их покровительство. Правда, достойного подношения у него для духов не было, пришлось ограничиться добрыми словами.
Однако почти сразу после наговора с цветов поднялись две шоколадницы и, кружась, запорхали перед его лицом. Ведун двинулся вслед за бабочками, пересек бугристый луг, потом целое поле иван-чая, обошел осинник и… увидел впереди деревенский дворик, составленный из срубленных угол к углу сараев и избы-пятистенка. Перед воротами стоял колодец. Видимо, далеко окрест это был единственный источник воды, раз уж духи направили Олега сюда, а не к природному прудику или роднику.
Двор выглядел заброшенным – тихий и спокойный, ни мычания, ни хрюканья, ни гавканья, ни ржания. Темные от времени стены, покосившиеся ворота, но главное – ни поля поблизости, ни стогов, ни жнивья. Самое время сено на зиму заготавливать – а никто и не чешется.