– Ты, плакун-трава, трава трав, в тебе сила главная… Укрой-заслони… От слова чародейского, от взгляда Ярилова… – Поставила дымящую банку в центр стола, сдернула тряпку, придвинула чашку к Роксалане: – Пей!
– А я? – не поняла Оля.
– А тебе не то что отвар колдовской пить, тебе и вовсе спать надобно. Да токмо баюкать ныне нечем. Посему мысли свои на сторону отведи. О глупостях каких подумай. О платьях новых, о черевичках вышитых.
Миллионерша вздохнула, поднесла отвар к губам, вся скривилась, но выпила его до дна мелкими опасливыми глоточками.
– Охохонюшки-хо-хо… – покачала головой Ираида Соломоновна. – И как же согласилась я на сие на старости лет? Бери амулет в руку, думай о миленке своем, душой к нему всей тянись. Ты же, дитя, об облаках на небе думай да о реке текучей и песке золотом.
Старуха зашла Роксалане за спину, положила ладони ей на голову.
– Встану раннею зарею, открою очи ясные. Умою их медовою росою, обсушу их зноем полуденным, на четыре стороны поклонюсь, берегиням-матушкам помолюсь. Ой вы, берегини-матушки, откройте очи мои ясные, откройте мои синие! Да не те, что поутру умываю, что в полдень осушаю, а те очи, коими во сне милого свого вижу, коими в грезах его касаюсь. Притяните к очам моим милого, дотяните до него мои руки, донесите до него мой голос. Пусть увидит меня, ровно рядом стою, и я его увижу! – внезапно сорвалась на крик ведьма и с силой толкнула Роксалану лицом вниз…
* * *
Ведун управился со своей работой даже раньше, чем ожидал. Уже через десять дней в кузне висел на стене грубо состряпанный скелет, очень отдаленно похожий на человеческий. Вместо ребер – грубо гнутая коробка, вместо таза – поперечина со штырями, на которые крепились ноги; никаких лучевых костей или сложного каркаса в кистях и ступнях. Голова – тоже коробка, хотя и более аккуратная, округлая, в челюстях вместо зубов – по два десятка коротких гвоздей.
Впрочем, к анатомической точности Середин и не стремился. Все, чего он добивался, – это надежности и работоспособности. Прочие изыски чародея интересовали мало.
– И на что же тебе такая страхолюдина-то, мил человек? – с сомнением почесал в затылке старый кузнец.
– Про кукольный театр когда-нибудь слыхал? – покосился на него Олег. – Если к рукам, ногам, голове веревки привязать да сверху дергать – будет прыгать как живой. Железо, конечно же, надо будет ватой обложить и тряпкой обшить. Тогда уже на человечка походить станет. Этакое творение, что сейчас, только в ночных кошмарах привидеться способно. Детишек пугать. Дай подумать, я ничего не забыл? Каркас весь закалил, залудил, салом замазал. Вроде все. Благодарствую за помощь, отец. Давай рассчитываться.
Молодой человек отдал мастеру обещанное серебро, сложил куклу в суставах, завернул в рогожу и отправился на постоялый двор. Задерживаться не стал, уехал тем же вечером. Пусть объяснение кузнецу он дал обыденное и понятное – но мало ли что? Поползут слухи недобрые, подумают люди чего странного, испугаются непонятного… Зачем искать ненужные неприятности?
Дорога была уже привычной, а потому даже в сумерках он без труда доскакал до брошенной деревни. Уверенно спешился у обустроенного под себя дома, напоил и спрятал скакунов в хлев, натаскав им побольше сена, а сам заперся в избе, продолжая доделывать куклу. Многие обряды, которые он намеревался над нею сотворить, можно было провести только ночью, для других она еще не была готова. А кроме того, все суставы требовалось обшить кожей и набить внутрь побольше жира с горчицей. В пищу жир не предназначался, а потому горчицы можно было не жалеть. Она, как известно, предохраняет продукты от порчи куда лучше соли, но при этом не вызывает коррозии. Еще требовалось стянуть стальные кости заговоренными на кровь веревками, сделать из перламутровых створок речной перловицы глаза, заменив зрачки дырочками.
Хлопоты заняли у него еще три дня. Потом Олег прикатил в хлев лошадям кадку из бани, натаскал в нее воды, завалил весь угол сеном, накрепко запер дверь, спрятал тяжелую куклу в заплечный мешок – и со всех ног помчался в святилище. Едва оказавшись там, затворил ворота, кинул на выпирающие рогатины прочную перекладину.
– Я запретила тебе появляться здесь, колдун! – в ярости вскинула кулаки Сирень, в стремительном сизом вихре вырастая в самом центре круга.
– Знаешь, чем ты отличаешься от волков? – Ведун, усевшись на землю, стал распаковывать мешок. – Они материальны, а ты нет. Поэтому ты способна перемещаться мгновенно и возникать в любом месте, а им, чтобы сюда домчаться, нужно изрядно времени. А еще волки, в отличие от тебя, не способны проходить сквозь стены. Так что ворота остановят их надежнее любого колдовства. Тебе, моя эфемерная чародейка, перекладины не снять.
– Ах так… – Девчонка оскалила зубы, прижала локти к бокам, повернула руки ладонями вверх, заметно напряглась.
Под частоколом зашевелились травы, потянулись в рост, наклонились в его сторону, в бессилии захлопали по земле.
– Всему живому на земле положен свой предел, Сирень, – засмеялся Олег. – Им до меня не дотянуться.
– Ты не сможешь сидеть здесь вечно.
– Так ведь я, милая, ненадолго.
Он разложил на земле куклу, ныне больше похожую на скелет с суставами, переплетенный сухожилиями.
– Что это? – Ведьма, подойдя ближе, встала за спиной.
– Тело. Крепкое, хорошее. Единственное, чего ему не хватает, так это плоти, пропитанной силой. Но я думаю, твоя подойдет в самый раз. – Ведун опустился на колени в том самом месте, из которого возник призрак девочки, стал собирать пепел и угли.
Ими, скромными остатками тела сожженной сироты, наполнил голову. Ее нынешней плотью, сырой землей, уплотнил ноги, ее дыханием и телом, травой и листвой, наполнил грудь. Все это тщательно зашил прочной телячьей кожей. К полудню дело было почти закончено. Оттягивая момент самого важного и трудного действа, Олег не поленился и из желтых прошлогодних стеблей травы сделал ей длинные волосы.
Перенеся куклу в центр святилища, ведун ножом нарисовал вокруг нее Соломонову звезду таким образом, чтобы игрушка лежала в месте пересечения миров жизни и смерти, нанес знаки земли и воздуха, дня и ночи, Сварога и Карачуна, поставил на «мертвых углах» черные свечи, на «живых» – белые, зажег. Набрал в правый кулак заговоренной соли, в левую руку взял флягу с «лунной» водой, сел у головы куклы, поднял глаза к небу и начал обычную для большинства заклинаний «раскачку»:
– На море-океане, на острове Буяне стоит бел-могуч Алатырь-камень. Ветра его овевают, дожди омывают, лучи летние его сушат. Знает Алатырь роды морские, роды звериные, роды людские. Услышь меня, Алатырь-камень, запомни имя новое. Пред ликом Ярила светлого, на земле Триглавовой, на ветрах Похвистовых, под небесами Свароговыми дневным словом, ночною водой нарекаю дщерь новую именем Сирени лесной. – Он плеснул водой на лежащую куклу.
Огоньки свечей дрогнули, подтверждая, что ведун смог привлечь внимание богов, вечности и сил природы.