Но… кажется, говорун в белом балахоне от моих угроз слегка смутился и примирительно сбавил тон:
— Ну чего греха таить, неувязочка вышла с конем-то вашим, господа хорошие. А посему предлагаю спокойненько разойтись. Вы живите в нашем славном граде сколь душе угодно, а как соберетесь отчалить — денежку на въезде заплатите. За вход и за выход! И за то, что сорвали нам отличнейший эксперимент вашим говорливым непарнокопытным!
— Это что же получается?! — возмутился Ник. — За то, что вы лишите нас средства передвижения — магического, смею заметить, — мы вам еще и заплатить должны?!
— Заплатите вы как раз за то, что мы сохраним жизнь вашему «средству передвижения» да еще дадим препарат, способный впоследствии вернуть ему его формы! — Говорящий подошел к самому краю крыши и уже тише закончил: — Это будет стоить вам пятьдесят золотых!
— У нас нет столько! — отрезал Ник, с нежностью погладил лысый, чешуйчатый затылок Борьки и полез в карман. — Но у меня есть кое-что другое. Какой у вас обменный курс рубля к самоцвету?
Балахоны пошушукались, наш собеседник достал какое-то приспособление, щелчком раскрыл его, превращая в три небольшие лопасти, и шагнул с крыши. Лопасти завертелись и, тихо жужжа, понесли его сорванным цветком белой лилии к мостовой.
Шагнув на камни, мужчина спрятал механизм и не спеша направился к нам.
— Рад, что мы нашли с вами общий язык. — На ничем не примечательном лице немолодого мужчины появилась надменная ухмылка.
— А с кем мы имеем дело, если не секрет? — Ник не сводил с него глаз.
— Я — мэр этого города. Назначен царем Берендеем десять лет назад, а благодаря моему уму и изобретательности этот пост будет за мной вечно. Так что… в каком-то роде я — повелитель Болотной Гати и, по секрету, ее прапрапраправнук.
— Ага, сам себя не похвалишь — никто не похвалит, гатский правнук! — во весь голос заржал Борька, заставив бледное, одутловатое лицо мэра пойти красными пятнами.
А в следующее мгновение четыре задних ноги жеребца исчезли, исчез и удобный бронированный панцирь. Я вдруг почувствовала, что сижу на чем-то мягком, неустойчивом, и, чтобы не упасть, вцепилась в Никиту, с изумлением разглядывая новое Борькино тело. Теперь он стал походить на огромную курицу с пышным коротким хвостом. Голова нашего бедного коняги тоже трансформировалась и чем-то напоминала голову свиньи с клювом, а вот шея осталась прежней: короткой, покрытой жесткой щетиной.
— Может, еще что-то умное хочешь сказать, жертва любопытства? — широко улыбнулся мэр, светанув желтыми зубами, достал из-за пазухи зеленоватые пилюли в прозрачном мешочке и, поманив ими, как конфеткой, направился к нам. — Что ж, скажи, и это будет твоим последним словом. И вообще, на месте твоих хозяев я бы оставил тебя здесь и не тратил самоцветы.
Ник задумчиво смерил взглядом приближавшегося к нам мэра, снова что-то шепнул на ухо Борьке, вдруг развернулся и одним рывком перетащил меня вперед. Я только успела вцепиться в короткую шею Борьки, как он, похрюкивая, рванул с места в карьер. Не дав опомниться от таких акробатических номеров, Ник крепко прижимая меня к себе, вдруг свесился и выхватил мешочек с пилюлями из рук остолбеневшего мэра.
— К счастью, вы не на нашем месте!
Возмущенный мэр что-то завопил нам вслед, но я его не слушала, во все глаза разглядывая приближающуюся сеть.
— Ник! Там… Там же… — Чтобы не видеть нашего пленения, я изо всех сил вцепилась в руки Никиты и крепко зажмурилась, а в следующее мгновение над ухом что-то лязгнуло. Раздались возмущенные вопли стражи…
Устав дожидаться встречи с сетью, я наконец осмелилась открыть глаза. Мы летели по улице, вот только сети уже никакой не было. Догадавшись, я обернулась, разглядывая, как рассеченная преграда двумя флагами вьется на ветру, прощально махая нам, а за нами, прилично отстав, упорно продолжают забег доблестные гатские стражи.
— И куда теперь? Город все равно окружен стеной! Нас не выпустят! Не проще ли было заплатить?! — Я обернулась и взглянула на Ника.
Невозмутимый, уверенный в победе, он даже не удосужился ответить мне взглядом. Впрочем, понятно почему. Одной рукой держа меня за талию, второй он обхватил Борьку за шею и, продолжая умело им рулить, оставлял погоню все дальше и дальше.
Свернув пару раз в узкие переулки и распугав группу горожан, слушавших лекцию «О пользе летучих жаб», мы вывернули на широкую улицу, и только тогда Никита соизволил мне ответить:
— Сейчас мы направляемся к воротам. Не бойся, принцесса, днем они всегда открыты. А что касается оплаты, отвечу так: не всегда нужно платить, особенно тем, кто хочет тебя унизить и оскорбить.
— Конечно! — возмущенно фыркнула я, разглядывая разбегавшихся прохожих. — Лучше своровать и пуститься в бега! Ты идиот? — Я снова посмотрела на него. — Сам всем рассказал, кто я такая, и что теперь?! Хочешь, чтобы батюшку удар хватил, когда он увидит на столбе мой портрет с шестью нулями и подписью: «Ее требует выдать стража царя Берендея»?
— А не слишком ли высоко ты себя ценишь? — удивленно хмыкнул Ник и даже скосил на меня ставшие светло-зелеными глазищи. — Даже за меня никто не давал больше четырех нулей!
— Сравнил елку с метелкой! — вскинулась я и осеклась. — Ты был в бегах?!
Боже, кто такой мой попутчик?! А если выяснится, что он обучался в племени опасных гидайских воинов мань-яньк?
Но Ник вдруг расхохотался и успокоил:
— Каждый, кто хоть мало-мальски выделяется из серой массы и чего-то стоит, имеет неурядицы с законом! Я кое-что украл, когда служил учеником у шамахан. Не бери в голову.
Сзади снова раздались крики, но я даже не обратила на них внимания.
— Украл? Ха! А ты бы нашел общий язык с моим папенькой. У того тоже… была бурная молодость!
— Вот и славно! Ты же нас когда-нибудь познакомишь? — Губы Никиты улыбались, а сам он снова не отрываясь смотрел вперед.
А вот я, как ни старалась, не могла заставить себя отвести взгляд от едва заметных ямочек на его щеках, четкой линии подбородка и… губ. Какие они, должно быть, мягкие и теплые…
Но помечтать мне не дал Борька. Он свернул в темную подворотню и внезапно остановился. Никита спрыгнул первым, ссадил меня и, высыпав на ладонь горсть сворованных у гатского мэра пилюль, подошел к Борьке.
— Жуй. Точнее, клюй! И поскорее!
Я посмотрела, как мучается Борька, пытаясь переловить их одна за другой коротким клювом, и огляделась. Укрывшая нас арка оказалась заброшенной и сильно заросла тенетами паутин. Что ж, умно. Безлюдно, и с неба не заметят.
Наконец на ладони у Никиты не осталось ни одной пилюли, и мы в выжидании уставились на Борьку. Вот только меняться он не собирался. Впрочем, взрываться тоже.
— Вкусно! — Он прищелкнул клювом и даже попытался облизнуться. — Ну как? Я хорош?
— В качестве беговой свинокурицы — очень! — фыркнула я, чувствуя, как на меня опять наваливается паника: неужели у нас ничего не получится?