— А… э… — Он поднял брови.
— Нет. Но кричать ни к чему. Следует модулировать голос, мой милый Уильям, спокойно дыша от ребер. Таким способом избегаешь грудных нот, которые выдают столько секретов. Иными словами, передай поджаренный хлеб.
— Сегодня утром ты очень взбодрен.
— Так и есть. Очень взбодрен. Кейли заметил это. Кейли сказал: «Не будь у меня других дел, я пошел бы собирать с тобой орехи. Кружить у куста шелковицы и прыгать по холмикам. Но воды Иордана объяли меня, а инспектор Берч ждет снаружи с сачком для креветок. Мой друг Уильям Беверли займется тобой вскорости. Прости. Долгое прости всем твоим орешкам». Затем он удаляется за кулисы. Входит У. Беверли справа.
— За завтраком такое с тобой часто случается?
— Почти регулярно, — сказал он с набитым ртом. — У. Беверли уходит влево.
— Наверное, тебе солнце голову напекло, — сказал Билл, печально покачивая головой.
— И солнце, и луна, и звезды — все дружно воздействующие на пустой желудок. Вы что-нибудь знаете о звездах, мистер Беверли? Вы знаете что-нибудь о Поясе Ориона, например? И почему нет звезды, называющейся Поясом Беверли? Или романа? — сказал он, жуя. — Вновь входит У. Беверли из люка.
— Кстати, о люках…
— Не надо, — сказал Энтони, вставая. — Одни говорят об Александре, другие о Геркулесе, но никто не говорит о… как по латыни «Люк»? Mensa — стол; можете исходить из этого. Ну, мистер Беверли, — и, проходя мимо, он дружески хлопнул его по спине, — увидимся позднее. Кейли говорит, что вы будете меня развлекать, но вы не заставили меня засмеяться хотя бы раз. Вы должны стать более развлекательным, когда покончите со своим завтраком. Но не торопитесь. Дайте жвалам время поработать. — И с этими словами мистер Джиллингем покинул обширную столовую.
Билл продолжал завтракать со слегка ошарашенным видом. Он не знал, что Кейли курил сигарету под окном позади него; быть может, не слушая, возможно, даже не слыша, но в поле зрения Энтони, который не собирался рисковать. А потому Билл продолжал завтракать, размышляя, что Энтони — странный типус, и прикидывая, а не приснились ли ему поразительные события, произошедшие накануне.
Энтони поднялся в свою комнату, чтобы взять трубку. Там орудовала горничная, и он вежливо извинился, что помешал ей. А затем вспомнил.
— Элси? — спросил он, одаряя ее дружеской улыбкой.
— Да, сэр, — сказала она застенчиво, но с гордостью. У нее не было сомнений, почему она обрела такую известность.
— Это же вы слышали вчера мистера Марка, верно? Надеюсь, инспектор был с вами обходителен?
— Да. Спасибо, сэр.
— «Теперь МОЙ черед. Вот погоди», — пробормотал Энтони про себя.
— Да, сэр. Злобным таким голосом. Вроде бы, что теперь его шанс.
— Хм.
— Ну, это то, что я слышала, сэр. Правда.
Энтони посмотрел на нее задумчиво и кивнул.
— Да. Но меня удивляет, меня удивляет, почему.
— Почему — что, сэр?
— Да масса всего. Элси… такое совпадение, что вы оказались снаружи именно тогда.
Элси покраснела. Она не забыла, что сказала об этом миссис Стивенс.
— Верно, сэр. Вообще-то я хожу подругой лестнице.
— Разумеется.
Он нашел свою трубку и уже собрался спуститься вниз, но она его остановила.
— Прогну прощения, сэр, а будет расследование?
— Да-да. Кажется завтра.
— Я должна буду давать показания, сэр?
— Конечно. Ничего страшного.
— Но я же слышала, сэр. Правда.
— Ну конечно, слышали. Кто говорит, что пет?
— Так другие, сэр. Миссис Стивенс и все они.
— Потому что завидуют, — сказал Энтони с улыбкой.
Он был рад, что поговорил с ней, так как сразу понял колоссальную важность ее показаний. Инспектор, без сомнения, счел их важными только в той мере, в какой, согласно им, Марк занял враждебную позицию по отношению к брату. Для Энтони они были куда значительнее. Это было единственное надежное доказательство, что Марк вообще находился в кабинете в середине дня.
Ведь кто видел, как Марк вошел в кабинет? Только Кейли. А если Кейли скрывает правду о ключах, почему бы ему не скрывать правду и о том, входил ли Марк в кабинет? Совершенно очевидно, что все показания Кейли ничего не стоят. В них, конечно, есть и правда, но он давал их — и правду, и ложь — с какой-то целью. Что это была за цель, Энтони еще не знал. Оградить Марка, оградить себя или даже предать Марка? Любая из этих трех возможностей. Однако, поскольку показания он давал, исходя из собственных интересов, к ним нельзя было относиться как к свидетельствам беспристрастного и надежного очевидца. Какой, например, выглядела Элси.
Как бы то ни было, показания Элси, казалось, решали главный вопрос. Марк вошел в кабинет увидеться с братом. Элси слышала, как говорили они оба; а затем Энтони и Кейли вместе нашли тело Роберта… а инспектор намерен протралить пруд.
Однако свидетельство Элси не доказывало ничего, кроме присутствия Марка в кабинете. «Теперь мой черед, вот погоди…» Не непосредственная угроза, а угроза на будущее. Если Марк затем сразу же застрелил брата, то это был несчастный случай, следствие, скажем, схватки, спровоцированной «злобным таким голосом». Никто не скажет «вот погоди» человеку, в которого стреляет. «Вот погоди» означает «Вот погоди и увидишь, что с тобой произойдет позже». Владелец Красного Дома был сыт по горло клянчаньем брата, шантажом брата. Теперь пришел черед Марка поквитаться. Пусть Роберт немножко подождет и увидит. Разговор, услышанный Элси, должен был означать что-то в этом роде. Он не мог означать убийства. Во всяком случае, убийство Роберта Марком.
«Странный казус, — думал Энтони. — Единственная очевидная разгадка так проста и все же ошибочна. У меня в голове сто обрывков, но мне не удается приладить их друг к другу. А нынешний день добавит сто первый. Мне не следует забывать про вторую половину этого дня».
В вестибюле он столкнулся с Биллом и предложил прогуляться. Билл был более чем готов.
— Куда хочешь пойти? — спросил он.
— Без разницы. Покажи мне парк.
— Ладненько.
Они вышли плечо к плечу.
— Ватсон, старина, — сказал Энтони, едва они достаточно удалились, — оставьте эту привычку разговаривать во весь голос внутри дома. У вас за спиной снаружи все это время стоял некий джентльмен.
— Неужто? — сказал Билл, розовея. — Жутко извиняюсь. Так вот почему ты болтал такую чушь.
— Отчасти да, а отчасти потому, что нынче утром я действительно очень взбодрен. Нам предстоит хлопотливый день.
— Правда?
— Они намерены протралить пруд… Прошу у него прощения — озеро. А где это озеро?