Она спустилась в сад и послала за принцем Удо. Примерно в тот самый миг, когда на Мерривига обрушился сокрушительный удар, Удо клялся на солнечных часах, что он обожает лишь одну Бельвейн и с нетерпением ожидает того часа, когда она сделает его счастливейшим из смертных. Намеки Лионеля, по-видимому, произвели на него сильное впечатление.
— На графине Бельвейн!!! — вскричал Веселунг. — Какой-то принц Удо собирается жениться на графине Бельвейн! — Он сверлил взглядом Гиацинту и Лионеля, как будто это они были во всем виноваты (что на самом деле являлось чистейшей правдой).
— Почему ты не сообщила мне об этом раньше?
— Но помолвка только что была объявлена, отец.
— Кем объявлена?
Они переглянулись.
— Ну, принцем Удо, — принужденно сказал Лионель.
— Эго просто неслыханно! Я этого не потерплю.
— Но, отец, тебе не кажется, что из графини получится неплохая королева?
— Из нее выйдет прекрасная коро… Это не имеет никакого отношения к делу. Месяц за месяцем я несу непосильное бремя, воюя в чужой стране. После ужасающих сцен насилия и жестокости я возвращаюсь домой, чтобы насладиться плодами победы. И не успеваю переступить порог собственного дома, как на меня обрушивается все это.
— Что «все это»? — невинно спросила Гиацинта.
— Все это, — негодующе ответил король, обводя рукой все вокруг. — Это никуда не годится. Я этого не потерплю. Имей в виду. Гиацинта, я этого не потерплю!
— Но, отец, что же я могу сделать? Веселунг не обратил на ее слова ни малейшего внимания.
— Я возвращаюсь домой, — продолжал он, распаляясь все больше и больше, — увенчанный лаврами победы. В место, которое считал своим родным мирным домом. И что меня ждет? Кто-то собирается жениться на ком-то здесь, и кто-то собирается жениться на ком-то там; ни одного имени невозможно упомянуть, чтобы тут же не услышать, что он собирается жениться или еще какой-либо подобной чепухи. Я совершенно всем этим расстроен. Я в гневе!
— Ах, отец, — умоляюще заговорила Гиацинта. — Почему бы тебе не найти графиню и не поговорить с ней самому?
— Подумать только, что все это время я с таким нетерпением ожидал возвращения, и вот чего я дождался!
— Отец! — воскликнула Гиацинта, бросаясь к нему с протянутыми руками.
— Позвольте мне послать за ее светлостью, — начал Лионель, — может быть, она…
— Нет, нет, — ответил Веселунг, отстраняя их взмахом руки. — Я очень недоволен вами обоими. Я и сам о себе позабочусь.
Он вышел и гневно хлопнул дверью.
Гиацинта и Лионель растерянно уставились друг на друга.
— Дорогая моя, — сказал Лионель, — ты говорила, что он от нее без ума, но не говорила, что настолько.
— Но я сама не знала. Лионель, что делать? О, теперь я хочу, чтобы он на ней женился. Он совершенно прав: из нее выйдет прекрасная королева. Милый, я хочу, чтобы все были так же счастливы, как будем счастливы мы.
— Так у них не получится, но мы постараемся сделать все, что в наших силах. Удо я беру на себя. Стоит ему услышать «кролик», и он сделает что угодно. Гиацинта, мне кажется, что в этой комнате мы еще ни разу не целовались. Давай немедленно попробуем.
Вторую парочку Веселунг обнаружил в саду. Они сидели рядышком на скамье, и Удо ворковал, что он ее маленький Удо-Вудо и что они никогда не должны разлучаться. Король прикрыл глаза ладонью, будучи не в силах вынести подобного зрелища.
— О, это его величество, — сказала Бельвейн, вскочив со скамейки.
Она низко присела перед его величеством, увенчав реверанс обольстительной улыбкой и предоставив ему самому судить о том, была ли эта улыбка формальностью или чем-то большим.
— Позвольте мне представить вашему величеству наследного принца Арабии Удо. — Она застенчиво взглянула на Веселунга. — Наверное, вы уже знаете…
Веселунг мрачно ответил:
— Слышал. Как поживаете? — рассеянно обратился он к наследному принцу.
Удо объявил, что в настоящий момент здоровье его не оставляет желать лучшего, и уже собирался углубиться в подробности этого предмета, но Веселунг его прервал.
— Графиня, мне эти новости кажутся по меньшей мере странными. Не позволите ли присесть, конечно, если я вам не помешаю.
— Ваше величество, вы окажете нам большую честь. Удо, дорогой, ты видел цапель на пруду?
— Да, — ответил Удо.
— В это время дня они просто прелестны…
— Да, — снова сказал Удо.
Графиня слегка пожала плечами и повернулась к королю.
— Я мечтаю услышать о ваших подвигах, ваше величество. — Она немного понизила голос. — Я получала все ваши приветы. С вашей стороны было очень мило изредка обо мне вспоминать.
— Да. — Веселунг взглянул на нее глазами, полными укора. — Но что я вижу, возвратившись? Я вижу… — он запнулся и движением бровей показал, что присутствие Удо лишает его дара красноречия.
— Удо, дорогой, а ты бывал на псарне его величества?
— Да, — сказал Удо.
— В это время года она просто прелестна, — заметил Веселунг.
— Правда? — сказал Удо.
— Но я жажду услышать, — начала снова графиня, — как вы победили короля Бародии. Не обошлось ли тут дело без вашего заклинания?
— Неужели вы его помните?
— О, ваше величество, помню ли я… Бо, бо, бил… Удо, дорогой, ты не хочешь взглянуть на оружейный зал?
— Нет, — сказал Удо.
— Там много новых вещей, которые я привез из Бародии, — с надеждой проговорил Веселунг.
— Масса новых вещей, — объяснила графиня.
— Попозже, — решительно сопротивлялся Удо. — Мне кажется, они будут значительно лучше смотреться при вечернем освещении.
— Тогда покажите их мне, ваше величество. Удо, дорогой, ты можешь подождать меня здесь.
Они вдвоем чинно двинулись по дорожке (Удо от удивления остался на месте), но как только зашли за куст жимолости, на цыпочках пробрались по газону к другой садовой скамье. Причем графиня шла впереди, приложив палец к губам, а король следовал за ней с необыкновенной осторожностью, которую даже разведчик Генри Малонос счел бы чрезмерной.
Когда они наконец уселись, король сказал:
— Этот молодой человек… он немного туго соображает, вам не кажется? То есть, я хочу сказать, он не понимает, когда…
— Он так ко мне привязан, ваше величество, — по ее лицу скользнула ласковая улыбка. — Даже минутная разлука со мной для него невыносима.
— О, Бельвейн, как это все печально… Месяц за месяцем я тружусь и сражаюсь, размышляю и строю планы, а потом… Помните, как мы все были счастливы перед войной?