— Слав, а если бы среди них была я? Ну, представь, среди них я, и меня целыми днями насилует толпа грязных ублюдков! Как ты бы на это посмотрел?
— Лер, это нечестно! — упавшим голосом ответил Слава. — Это запрещенные приемы! Тебя там нет, и что было бы, если бы, — не имеет никакого значения.
— Для меня имеет, — упрямо настаивала девушка, — я сама знаю, что такое насилие и как это страшно. И я не могу жить спокойно, пока они там! Оставь меня здесь. А сам иди. Потом заберешь. Я справлюсь. Хуже бывало.
— Лер! Ты нехороший человек, а! Зачем такие слова говорить и шантажировать! Знаешь ведь, что я тебя не оставлю! Не надо было тебя брать, это точно. — Слава ожесточенно поправил лямку рюкзака, плюнул и сердито сказал освобожденным девушкам: — Где этот лагерь? Где они находятся?
— В двух кварталах отсюда. Я покажу, — устало ответила первая девушка и потрогала коленопреклоненную подругу за плечо: — Вставай, хватит тут изображать… и без тебя тошно. Покажем им уродов. Только это… там сорок человек, а вы без оружия, они же вас перебьют!
— Авось не перебьют, — озабоченно сказал Слава и скинул с плеч вещмешок. Развязав узел, он достал оттуда два игольных лазера. Один подал Лере, другой надел себе на предплечье. — Дурью маемся, Лер! Скоро светать начнет, а мы все тут толчемся! Если с тобой что случится, я себе не прощу этого! Ну зачем, зачем я взял тебя с собой?! — Слава сокрушенно покачал головой и подтолкнул девушек из банды вперед. — Ведите! Только поскорее! А то еле шевелитесь…
— Я бы посмотрела, если бы тебе каждый день кололи эту гадость, — слабо огрызнулась одна из девиц, — хотя… хорошо, что кололи, а то бы мы давно на себя руки наложили. А так вроде на все наплевать. И боли почти не чувствуешь… иногда порвут — кровью истекаешь… в сортир пойдешь, аж воешь. Уроды, одно слово.
Лера рядом со Славой задышала, сдерживаясь, а Вячеслав тихо прошептал:
— Ладно, ладно, ты права! Только как закончим — пусть идут, куда хотят! Нам не до них!
— Ладно! Нам не до них! — бодро заявила Лера. — Ну что, пошли?
— Пошли…
Идти и правда оказалось недалеко — через два квартала обнаружился четырехэтажный дом, вокруг которого были набросаны бутылки, банки, обертки — весь мусор, который оставляет за собой неаккуратный человек, не заботящийся о том, что ему тут жить дальше.
Впрочем, для России это абсолютная беда — во все времена находятся уроды, которые загрязняют пляжи, где купаются люди, площадки в лесу, куда приезжают на пикники, и просто тротуары — бросить окурок или бутылку из-под пива не считается чем-то предосудительным. Ну а если знаешь, что завтра сюда придут китайцы, нагадить как можно больше — дело святое. По крайней мере, так считали обитатели дома с вывеской «Гостиница. Двадцать четыре часа».
— Мы дальше не пойдем. Мы тут останемся, — заявили девушки, — на первом этаже у них штаб, а на третьем мы все жили. Сегодня нас забрали с собой, чтобы удобнее было обслуживать тех, кто в рейд пошел. Они так называют это дело — «пойти в рейд». Это значит — спереть где-нибудь хороших вещей и продуктов, а то поймать кого-нибудь. Если парни — можно к себе взять боевиками. А если девчонки — шлюх из них сделать. Вот так и нас поймали. Там все уроды, если не будешь уродом, башку прострелят. Позавчера Седой двух пацанов пристрелил. Над Катькой издеваться стали, все смеялись, а они возмутились и сказали, что так только уроды делают. Новые пацаны. Только пришли к нам. Седой их пристрелил. Бросил вон там, в канализацию. Хорошие парнишки, нас не мучили.
— Ну что же… пошли… — вздохнул Слава, — твои все левые, мои правые. Работаем!
Они спокойным шагом направились к дверям гостиницы. Как и ожидалось, их тут же заметили, хоть шайка и не была военизированным подразделением, но выставить кого-то на вахту догадался бы любой мало-мальски разумный человек. Седой идиотизмом не отличался, а значит, возле входа дежурили двое — один с помповым ружьем, другой с ободранным калашниковым видать, изъятым из недр военкомата или же отобранным у милиционера.
Боевики подняли стволы, но не успели ничего спросить, сделали лишь шаг навстречу пришельцам. Сверкнули две вспышки игловиков, и бандиты упали с выжженными мозгами, даже не успев сообразить, что умирают.
Дальнейшее продвижение Славы и Леры по этажам не представляло ничего интересного и впечатляющего — кто-то выглядывает из дверей — вспышка, труп. Спит в своей комнате — вспышка, труп. Ни одного лишнего движения, беготни и суеты — просто некому было бегать и суетиться. Лазер не вызывал звуковых эффектов, не вспыхивал, как световая граната. Его луч бил точно, только в комнате, где все происходило, создавался эффект, будто мелькнула слабая фотовспышка.
Девушки оказались там, где и сказали провожатые — на третьем этаже, в большой комнате, ранее служившей пристанищем то ли для дальнобойщиков, то ли для гастарбайтеров — тут стояло десять кроватей, и на пяти из них спали девчонки от четырнадцати до двадцати лет. А может, и моложе. Из-за слоя косметики и невозможных шлюховатых тряпок, которые на них были надеты, разобрать настоящий возраст оказалось невозможно.
Прежде чем вывести девушек из комнаты, Слава и Лера прошли всю гостиницу до самого верха, заглянули в каждую комнату и выжгли всех, кто там был, не разбирая, что они сделали, почему — заставили их или они случайно попали сюда и зверствовали лишь по принуждению. У каждого человека есть выбор. Даже в концлагерях не все становились надзирателями, не все на оккупированных фашистами территориях делались полицаями. Каждый сам кузнец своего счастья. Или несчастья.
Завершив свое «дело», занявшее около сорока минут, пришельцы спустились в комнату, где лежали и сидели девушки, испуганно и бессмысленно смотревшие на странную пару.
Вывести их из гостиницы стоило трудов — некоторые даже не понимали, чего от них хотят, и считали, что их собираются снова насиловать. Нижнего белья на девицах не было вообще, а короткие юбки с трудом прикрывали ягодицы.
Закрыв глаза и закусив губу, Слава запретил себе думать о происходящем — он, как автомат, совершал убийства, потом так же автоматически выталкивал девушек из комнаты, стараясь не замечать тяжелого запаха, идущего от них, — видимо, все они давно не мылись. Вячеслав старался не замечать также запаха крови и дерьма, который наполнил гостиницу — канализация не работала, воды не было, да и от некоторых из убитых исходил смрад.
Выйдя из гостиницы, он с удовольствием вдохнул свежий воздух и никак не мог надышаться — даже вонь от помойки рядом со зданием уже не воспринималась так остро. Глянул на небо — оно было еще темным, до рассвета оставалось несколько часов. Осмотрев группу девушек, прижавших руки к груди и трясущихся на ночном ветерке, приказал:
— Снимите одежду с трупов — окоченеете! Ну, быстро! У нас нет времени с вами возиться!
— Я не могу с трупов! — пискнула одна из девчонок, на вид семи-восьмиклассница, с ужасом вытаращилась на чужаков, присела на корточки и съежилась в комочек. Другая девушка, постарше, презрительно плюнула и зашагала к лежащим у входа убитым охранникам: