Мгновенно температура корабля превысила критические значения, отчего в некоторых местах его обшивки начался процесс разрушения. Если сравнивать с человеком — кожа стала слегка облезать, как у человека, обожженного солнцем на пляже. Это было еще не опасно, если бы только вовремя уйти из-под тяжелейшего удара бластеров! Но корабли цепко держали своего живого собрата в перекрестии прицелов, и Слава понял, что еще несколько минут такого обстрела, и Шаргиону придет конец. Это можно было сравнить с перееданием, как если бы кто-то заталкивал в глотку и утрамбовывал рукой кучи сытнейших бифштексов. «Желудок» когда-нибудь все равно не выдержал бы и лопнул.
Шаргион сделал несколько «плевков», но это не помогло — нагрузка от взрывов мин и ударов бластеров оказалась слишком велика.
Когда корабль выбрался из минного поля, проутюжив его своим перламутровым телом, вид его был плачевным — обшивка почернела и висела лохмотьями, от перламутра не осталось и следа, местами зияли глубокие раны, открывающие багровую плоть корабля.
Корабль испытывал сильнейшую боль, такую, что ее с трудом переносил даже Слава. Но землянин упорно двигал звездолет в сторону «Храсса», так и не открыв мембраны орудийных портов. В тот момент, когда взорвалась последняя мина с антиматерией, невольно освободив дорогу пушкам «Храсса», тот ударил по Шаргиону сразу из трех орудий, добавив повреждений подбитому кораблю.
Накопители Шаргиона не справлялись с таким потоком энергии, не успевали сбросить лишнее в космос — кроме четырех линкоров в битве участвовали еще и тяжелые крейсеры, каждый из которых по мощности был равен по крайней мере половине линкора.
«Желудок» Шаргиона «раздулся» от такого количества пищи. Слава отчетливо ощущал боль и то, что переполненные накопители в любую секунду могут взорваться и убить корабль. Но он уже был рядом с вражеским линкором и, собрав все силы, все резервы, так «плюнул» в «Храсс», что тот замер в космосе, как бесполезный кусок металла, мертвый метеорит или планетоид. У него выключились все приборы, отрубились генераторы защитных полей и питание мегабластеров.
И тут пришло время пустить в ход мегабластеры Шаргиона.
Мембраны раскрылись, сдирая с себя куски обгоревшей плоти, засветились, разгораясь, огромные «глаза», направленные прямо на врага.
Удар по не защищенному полями линкору обладал такой силой, что потоки энергии, выпущенные из бластеров, пробили «Храсс» навылет, проделали в нем тоннели, сквозь которые стали видны звезды Млечного Пути. Слава, скрюченный от боли Шаргиона, слегка сдвинул угол удара бластеров, переместив их чаши за убитым линкором, и длинные белые «мечи» рассекли линкор на части, засветившиеся красным расплавом. Впечатление было такое, будто кто-то взял огромный резак и располосовал металлический шар на несколько частей.
Эти части медленно разошлись в пространстве, и потом в космосе произошел такой взрыв, который затмил все, что Слава видел до сих пор, — казалось, что взорвалась небольшая звезда. Видимо, каким-то образом сдетонировали боеприпасы линкора, а может, взорвались двигатели. В любом случае волна энергии имела такую силу, что Шаргион уже не смог справиться, и один из накопителей рванул, проделав в корабле громадную рану, как будто кто-то откусил от него двадцать процентов тела. Уже теряя сознание, Слава скомандовал кораблю прыгнуть в подпространство — куда угодно, лишь бы уйти из-под ударов оставшихся кораблей.
Включились маршевые двигатели — они находились глубоко в корабле и не пострадали при ударе, а энергии второго накопителя с лихвой хватало для активирования всех механизмов и приборов. Корабль, вздрагивая от боли, корчась в судорогах, нырнул в черную тьму и через секунду вынырнул в непонятном месте, где не было видно ни одной звезды. Еще нырок — снова выход из подпространства, какие-то звездные скопления, звезды… Слава, почти теряющий сознание от страшной боли, приказал выбрать звезду с желтым светом — наиболее приближенную по спектру к Солнцу, и двигаться туда. Еще два нырка, и корабль, обожженный, полуразрушенный, завис над большой планетой, превосходящей Землю раза в полтора.
Теперь Вячеслав позволил себе потерять сознание.
Очнулся он от рывков, толчков, тряски. Посмотрел вокруг — стены тоннеля почему-то качались, а прямо перед глазами маячила чья-то голая спина. Он не сразу сообразил, что его куда-то тащат на плече, а когда сообразил, понял, что это Лера несет мужа прочь из рубки Шаргиона. Слава пошевелился и попросил:
— Все, все… опусти меня на пол!
Лера молча повиновалась, и Вячеслав встал, опираясь на одну из стенок галереи. Его тут же вырвало, и несколько минут он не мог успокоиться. Потом утерся и спросил:
— С тобой все в порядке?
— Со мной-то все, — грустно ответила Лера, — я уже думала, тебе кранты. Не могла тебя поднять. Ты весь в желто-зеленых кровоподтеках, от шорт одни лохмотья висят. Считай, голышом стоишь. Похоже, досталось тебе крепко. Система обеспечения отключилась, мозг Базы молчит, и, чувствуешь, воздух стал нехорошим? Затхлым каким-то. Пахнет падалью или как в комнате у больного человека. Что там случилось снаружи? Можешь мне вкратце сказать?
— Лер, сейчас не до того, но вкратце — я уничтожил «Храсс» вместе с Бораном. По крайней мере, надеюсь на это. Но они нас крепко приняли — четыре линкора, десять тяжелых крейсеров по типу «Хеонга», с сотню легких и средних. Я не верю даже, что Шаргион выдюжил. Такое и для него слишком. Пошли на Базу, только помолчи пока — мне надо пообщаться с кораблем.
Слава, пошатываясь, побрел к рубке Базы, до которой идти было не менее двух километров. Он попробовал вызвать гравиплатформу, но никто не появился — механизмы, похоже, не работали. Под ногами вяло копошились граны, и, как он заметил, многие были неподвижны или вообще лежали вверх брюхом. Его охватило отчаяние — неужели все? Неужели этот великолепный корабль погиб — по воле людей, по его воле? Землянин не хотел в это верить. Такого просто не могло быть. Вставала и другая проблема — если корабль погиб, то он не сможет очищать воздух, не сможет поддерживать целостность мембран — так что скоро космический холод ворвется внутрь, и они погибнут. Или же задохнутся среди продуктов разложения тела корабля.
Вячеслав уже в который раз попытался связаться со звездолетом — и в очередной раз не получил отклика: корабль или умер, или находился в таком глубоком болевом шоке, что не мог нормально функционировать.
Слава выдохнул воздух, который держал в груди во время попытки наладить связь, и снова задумался. У них было одно спасение — флаер в порту и десантный корабль Борана.
— Лер, нам надо в порт, боюсь, что Шаргион умер. Там ведь два корабля стоят — в крайнем случае, в них отдышимся. Можно будет спуститься на планету и попробовать там выжить. Здесь точно гибель.
— Нет порта. Вернее, есть — но кораблей нет. Груды металла. Когда рвануло, видно, достало и до порта — часть обшивки, часть Базы, все пошло прахом. Погибла и часть керкаров — осталась примерно половина, около семидесяти. Граны успели заблокировать дыры, прежде чем весь воздух вылетел в пространство, но ни мозг Базы не работает, ни система обеспечения. Я тебе уже говорила. Не знаю, что делать.