— Весьма польщен, — сказал мистер Брэдли. — Значит, вы все-таки читаете детективные романы?
— Разумеется, — довольно резко ответила мисс Дэммерс. — А почему бы и нет?
И она отвернулась от мистера Брэдли так же внезапно, как парировала его вызов.
— А как же быть с письмом, сэр Чарльз? Шрифт, например. Вам не кажется он важным в расследовании? — повернулась она к адвокату.
— Это деталь, которой бы надо заняться; я ведь, в сущности, лишь наметил основные направления, — сходство сэра Чарльза с быком уже исчезло. — Полагаю, полиция завершит проработку деталей.
— Думаю, им будет трудновато найти связь Полин Пеннфазер с пишущей машинкой, — заметила миссис Филдер-Флемминг не без ехидства.
Оппоненты сэра Чарльза, судя по всему, укрепляли свои позиции.
— Но позвольте, а как же мотив? — настаивал он сокрушенно. — Вы должны признать, что мотивация неоспорима.
— Вы не знакомы с Полин, сэр Чарльз? — спросила мисс Дэммерс.
— Не знаком.
— Оно и видно, — обронила мисс Дэммерс.
— Вы не согласны с версией сэра Чарльза, мисс Дэммерс? — осмелился спросить мистер Читтервик.
— Не согласна, — убежденно ответила мисс Дэммерс.
— Могу ли я спросить, по какой причине? — снова собрался с духом мистер Читтервик.
— Конечно можете. И то, что я скажу, решит все окончательно. Увы, сэр Чарльз, но это так. Когда произошло убийство, я была в Париже, и примерно в то время, когда пакет был опущен в почтовый ящик, я беседовала с Полип Пеннфазер в фойе Гранд-опера.
— Что?! — изумленно воскликнул сэр Чарльз, услышав своими ушами, как рухнули остатки его блестящей версии.
— Мне кажется, я должна принести извинения за то, что не сообщила об этом раньше, — произнесла мисс Дэммерс с невозмутимым спокойствием, — но мне было интересно, какую версию вы можете выстроить против Полин. И я искренне вас поздравляю. Это было великолепно сделано, если иметь в виду индуктивный подход. И если бы я с самого начала не знала, что исключительно все зиждется на заблуждении, вы бы легко смогли меня убедить.
— Но почему, почему она действовала тайно и зачем надо было подставлять вместо себя служанку, если ее путешествие было совершено с невинной целью? — с трудом проговорил сэр Чарльз, а в это время в голове его мелькали мысли о частных самолетах и за сколько времени они могут перенести человека с Плас-Опера на Трафалгар-сквер.
— Я же не сказала, что это было невинное путешествие, — тон мисс Дэммерс был совершенно беспечен. — Не один сэр Юстас ждет не дождется развода, чтобы снова вступить в брак. И Полин тоже времени зря не теряет. И правильно делает. В конце концов, она уже не первой молодости. И не забывайте, что существует такая странная инстанция, как королевский судья по бракоразводным делам. Неужели непонятно?
Президент поспешно объявил заседание закрытым. Ему не хотелось, чтобы один из членов Клуба скончался от апоплексического удара тут же, у него на руках.
Миссис Филдер-Флемминг нервничала, ужасно нервничала.
Без всякого смысла она лихорадочно перелистывала странички своего блокнота, и, пока Роджер произносил вступительное слово, предваряя ее доклад, она вся извелась от нетерпения. Правда, она уже успела шепнуть на ухо Алисии Дэммерс, что она думает по делу об убийстве миссис Бендикс, уверяя ее, что это единственно верный и окончательный вывод. Голова ее просто разламывалась от фактов, добытых ею, и можно было подумать, что само небо послало ей случай наконец-то всех сразить наповал. Но, увы как свидетельствовал ее вид, по каким-то причинам не сможет она, не пожелает этим случаем воспользоваться Она трепетала от волнения, сотрясавшего все ее существо до самой его глубины, и если бы члены Клуба не знали миссис Филдер-Флемминг преотлично, они могли бы подумать, что все так и есть на самом деле.
— Вы готовы, миссис Филдер-Флемминг? — Роджер с удивлением наблюдал ее слишком откровенное возбуждение.
Миссис Филдер-Флемминг покрепче усадила на голове свою шляпку, которая совсем ее не украшала, потерла носик (не знавший пудры и потому от прикосновений зардевшийся еще невинней) и обвела робким взором общество, расположившееся вокруг стола. Роджер все с тем же изумлением смотрел на нее. Миссис Филдер-Флемминг совершенно очевидно выступать было страшно. Что-то неведомое заставляло ее не желать того, что надвигалось, более того, это неведомое довлело над важностью задачи, стоявшей перед миссис Филдер-Флемминг. Она нервно откашлялась.
— Мне предстоит очень трудное дело, — тихим голосом приступила она, — я почти не спала всю прошедшую ночь. Невозможно себе представить, как это все отвратительно для такой женщины, как я, — она замолчала и кончиком языка облизала губы.
— Ну пожалуйста, миссис Филдер-Флемминг, мы вас просим. — Роджер чувствовал, что должен ее подбодрить. — Мы все волнуемся перед выступлением. Я слышал, однажды на своей премьере вы произнесли прекрасную речь.
Миссис Филдер-Флемминг взглянула на него с недоумением. Видимо, его слова ничуть не прибавили ей спокойствия.
— Я не об этом, мистер Шерингэм, — произнесла она не без резкости. — Я говорю о том бремени фактов, которые попали ко мне в руки, и о тяжком долге, который мне надлежит здесь выполнить.
— Вы хотите сказать, что распутали это дельце? — осведомился мистер Брэдли весьма непочтительно.
Миссис Филдер-Флемминг окинула его мрачным взглядом.
— К моему бесконечному сожалению, — произнесла она Низким, тревожащим голосом, — мне это удалось.
Миссис Филдер-Флемминг, казалось, наконец овладела собой. Она заглянула в свои записи и уже куда уверенней снова заговорила:
— Криминалистика всегда привлекала меня как профессионального драматурга. Мой интерес к ней связан с неисчерпаемым опытом человеческой драмы. Неотвратимость убийства, обреченная на гибель жертва, подсознательно знающая это, но тщетно сопротивляющаяся своей злой судьбе, жребием избранный убийца, сначала бессознательно, а затем осознанно и бесповоротно стремящийся к начертанной злым роком развязке, силы потаенные, возможно неведомые ни жертве, ни убийце, упрямо ведущие их к осуществлению трагической развязки, не говоря о чудовищности совершаемого… я всегда ощущала, что любое самое простое или самое страшное убийство замешено на глубочайшей человеческой драме, с которой не идет в сравнение ни одна даже самая сложная ситуация, возникающая порой в жизни людей. Вспомните пьесы Ибсена: нагромождение неизбежно противоборствующих обстоятельств, которое мы назовем судьбой; тут есть нечто и от Эдгара Уоллеса — в катарсисе, через который приводит он нас, взирающих на драму жизни, к очищению в финале. И потому совершенно естественно, что я буду рассматривать наше дело в какой-то степени под углом зрения моей профессии (тем более что тут я столкнулась с драматическим поворотом, какой даже трудно было б измыслить). Призвание мое сказалось также и в том, как я подошла к решению стоявшей передо мной задачи. Как бы то ни было, я поступила именно так, и никак иначе. Результат более чем оправдал мои самые страшные ожидания. Я рассматривала дело в свете одной из древнейших драматических ситуаций, и вскоре оно открылось передо мной со всей своей неприглядной очевидностью. Я имею в виду ситуацию, которая у джентльменов, именующих себя театральными критиками, неизменно носит название «вечного трагического треугольника». Конечно, я должна была начать с одного из участников треугольника, с сэра Юстаса Пеннфазера. Из двух других участников один должен был быть женщиной, другой — мужчиной или тоже женщиной. И тут я обратилась к очень старому и очень мудрому афоризму chercher la femme, и… — голос миссис Филдер-Флемминг зазвучал торжественно, — я ее нашла.