— Мы переходим к изучению героев в вечер бракосочетания. Вся компания появляется здесь, в этом заведении. Каждый из них скрывается под своей маской. Лоран старается играть роль Салиньи, остальные играют роли его преданной жены и его лучшего друга. Как все трое очаровательны! Они появляются здесь в 10.15 — не желаете ли взглянуть, мадам, на наши пометки, кто и что делал в такое-то время? Кое-что в этих заметках наверняка покажется вашему невинному взору странным. Ваш муж почти до одиннадцати оставался в курительной комнате. Затем вышел оттуда, заявив, что хочет поиграть в рулетку. Но он не заходил в комнату, где установлена рулетка! Это показывают наши заметки по времени. С того момента, как в 10.55 он покинул курительную, и до половины двенадцатого, когда он, предположительно, вошел в карточную комнату, его никто не видел — на протяжении целых тридцати пяти минут! От наших свидетелей мы знаем, что его не было у рулетки, не было внизу, не было в гостиной, не было ни в холле, ни наверху. Оставалось единственное место, где он мог быть после того, как вышел из курительной, — это карточная комната!
Банколен говорил медленно, осторожно, как будто что-то втолковывал глуповатым детишкам. Наконец лицо женщины дрогнуло. Она попыталась скрыть испуг за ледяным взглядом, овладеть собой, но, когда она была готова разрыдаться, Банколен внезапно повернул ее к себе и улыбнулся:
— Конечно, мадам, мы знаем из показаний свидетелей: что вы покинули комнату Фенелли на этом этаже приблизительно в половине одиннадцатого. Тогда становится ясно, что вы должны были встретиться с мужем в холле…
Она отбросила борьбу. Вскочила на ноги и стояла, покачиваясь, уставив на нас взгляд с ужасным вызовом… Затем медленная усмешка… тихий смех превратил ее из жалкой женщины в женщину гордую, глядящую на нас с презрительным сожалением.
— Какое это имеет значение? — Мадам пожала плечами и засмеялась. — Да, я убила его. Признаюсь. — Она гордо вскинула голову, продолжая смеяться. — Это так забавно… Вы выглядите такими смешными! Будьте любезны, кто-нибудь, откройте окно. Здесь ужасно душно… Да, я это сделала. Я убила его. Я.
С вызовом поглядев на нас, она, с блуждающей на лице улыбкой, снова опустилась на диван.
Поклонившись, Банколен встал. Когда он обернулся, я заметил пот у него на лбу. Конец сражения давал о себе знать, хотя детектив и не подавал виду. Он исчез за кругом света, и я услышал, как скрипнула рама, когда он опустил ее. С улицы ворвался свежий ветер. Снизу доносились приглушенные звуки оркестра, исполняющего вальс.
— Советую вам все рассказать. Это облегчит ваше состояние.
Она посмотрела на него и заплакала.
— Вы уведете меня?
— Боюсь, это неизбежно.
— Тогда я не стану признаваться! Господи, да я с ума сошла! Я не соображала, что говорю! Можете убить меня, но я не хочу оказаться в тюрьме!
— Мне придется арестовать вас, мадам, независимо от того, признаетесь вы или нет. Но если вы чистосердечно поведаете всю правду, суд может оказать вам снисхождение. Разумеется, я не могу утверждать наверняка.
— Как вы не понимаете? Я боюсь не смерти. Я не хочу попасть в тюрьму! Оказаться в камере с крысами!
— Уверяю вас, мадам, это чистый вымысел… насчет крыс.
Она задумалась, сохраняя вызывающий вид, с трудом немного успокоилась. Но бессознательно проводила пальцами по горлу и смотрела вдаль остановившимся взглядом, как будто прозревала свое будущее.
— Хорошо. Я расскажу вам все. Все равно вы не знаете, как это произошло. Поймите, я говорю по собственной воле, и мне все равно… Все равно… я собиралась покончить с собой.
Думаете, я испытываю угрызения совести за то, что убила Лорана? Вы так думаете? Когда я узнала, кем он был, — женщина коснулась пальцами горла, и голос ее стал напряженным, — я готова была растерзать его!
Как вы сказали, мы пришли сюда в тот вечер. Эдуар уже рассказал мне свой план. Меня беспокоило только одно — я боялась, что Лоран коснется меня и я вздрогну или как-нибудь иначе выдам себя. Весь тот день я вынуждена была терпеть на себе его взгляды. Мне пришлось стоять рядом с ним перед алтарем и второй раз выйти за него замуж, еще раз поклясться любить его — и видеть, как он все время следит за мной. И я вспомнила, как я впервые выходила за него замуж… я любила его, но я была такой неопытной и глупой! Но… Я вспомнила и подумала — что ж, смогу выдержать все это еще раз. И еще вспомнила, как сильно он меня оскорбил. И пока я смотрела на Лорана, я представляла, что снова вижу на его лице каштановую бороду и очки — он смеялся так же, как Рауль. Я все думала… думала — боже мой, который из них передо мной? Они были так похожи; они менялись, один превращался в другого, как жуткие видения во сне.
Так вот. В тот вечер мы приехали сюда. Я еще больше ненавидела Лорана, но мне нужно было что-нибудь возбуждающее, чтобы хватило духу совершить задуманное. Я боялась не выдержать. Кругом было много народу, громко играл оркестр, шумели люди у рулетки, ко мне подходили знакомые, поздравляли… Незадолго до одиннадцати я поднялась наверх купить сигареты с гашишем. Я чувствовала себя как на огне, когда достала сигареты. Выкурив одну, почувствовала страшное возбуждение. Я все время видела перед собой лицо Лорана — я имею в виду Лорана, который выглядел как Рауль. Я чувствовала себя холодной и очень сильной. Все зло, причиненное мне им, представало передо мной, я слышала голоса, которые разговаривали со мной. Голоса снова сказали мне делать все дальше, как мне велел Эдуар. Эдуар все очень тщательно продумал.
«Я уведу его в курительную, — сказал Эдуар, — а ты жди на лестнице. Когда он выйдет, подойди к нему, но убедись, что в холле никого нет».
Лоран вышел из курительной в одиннадцать… Я и сейчас как будто наяву все это вижу. Красный ковер на полу, в холле ни души, внизу играет оркестр, и часы бьют одиннадцать часов. И в этот момент из курительной выходит Лоран. Я сказала себе: «Держись, он ничего не должен заметить». И пока он шел мне навстречу и смеялся, я видела на его лице бороду Лорана.
«В карточной комнате, Луиза», — сказал мне Эдуар, и я все там приготовила. Когда в начале вечера Эдуар увел его в курительную, я пошла в карточную комнату, сняла со стены большую шпагу и спрятала ее под подушки на диване. Как мне нравилось ощущать ее тяжелую рукоятку в своей ладони и проводить ладонью по ее лезвию! «В карточной комнате, — слышала я голос Эдуара, — сегодня вечером никого не будет. И ты должна воспользоваться тяжелой шпагой — запомни, Луиза, — именно большой шпагой, и должна нанести удар по голове, чтобы рассечь ее, потому что… помни это, Луиза… если ты не обезобразишь ему голову, если не раскроишь ему череп, его могут тщательно изучить и установить, что это был не Салиньи».
Только в этот момент я понял значение того, почему убийство было совершено этим страшным оружием. Она готовилась изуродовать его лицо, чтобы обман не был раскрыт!
Теперь монотонность ее повествования сменилась поспешностью.