«Заведу-ка я новую папку, — сказал себе Найджел, — и назову ее „Особо секретное“; это будет досье на управление. Посмотрим, много ли материалов сумею я набрать на коллег за несколько месяцев, что осталось провести на государственной службе. Я буду все собирать в эту папку. А в тот день, когда закончится моя служба, сожгу досье. Нужно понемногу набивать руку. Кто знает, не наступит ли час, когда мне придется снова заняться расследованием преступлений? Впрочем, упаси меня Боже!..»
Его мысли были прерваны приходом Брайана Ингла. Это был суетливый полноватый коротышка с прилизанными волосами; казалось, он не умел передвигаться иначе как трусцой. Он и сейчас не вошел, а вбежал, остановившись перед столом Найджела и едва ли не виляя хвостом.
— Ах да, подписи, — вспомнил Найджел. В карих глазах Ингла бегали огоньки никогда не угасающего энтузиазма. — Я там предложил одно-два изменения. Эти самолеты, конечно же, «тайфуны». И…
— Конечно, конечно, — не дал ему договорить запыхавшийся Брайан. — Но тебе понравилось? В целом? Нормально, ты думаешь? Немножечко не того, не риторично?..
— Нет, вполне сойдет. С моими поправками, — твердо добавил Найджел.
По опыту он знал, что Брайан Ингл влюблен в собственные слова. Во все без исключения. Он вполне способен был вставить их обратно в последние гранки. Между ними велась настоящая позиционная война; Найджел даже придумал специальную систему перепроверки гранок — главным образом для того, чтобы помешать Инглу протаскивать свои варианты.
— Знаешь, что меня поражает? То, как ты умудряешься все это так долго в себе хранить.
— Хранить? Что хранить?
— Да вот это. Священный огонь. Война с немцами кончилась, а ты выдаешь подписи к фотографиям, словно на дворе еще сороковой год.
— Ты меня разыгрываешь, что ли?
— Нет. Просто мне кажется, вряд ли твой пыл, так увлекавший читателей в начале войны, уместен в издании, посвященном ее концу. Эта тема умерла. Публике наскучили статьи, фотографии, выставки, фильмы о войне. Мы выпускаем нашу продукцию потому только, что ряд министерств никак не может побороть пристрастия к саморекламе. Пристрастия, которое, должен со всей самокритичностью признать, мы же сами в них и пробудили. А вероятно, они просто не могут выдержать, чтобы еще сотня тонн бумаги не была выброшена на ветер, как уж это заведено у чиновников. И… О чем это я?
— Не дай Бог, Джимми услышит, что ты такое тут говоришь, — хихикнул Брайан. — Но давай серьезно… Если ты имеешь в виду, почему я по-прежнему отдаю этому делу все силы, в то время как речь идет только о том, чтобы использовать оставшуюся бумагу… кстати, весьма неуклюжая метафора! Ну так вот, должен сказать тебе, что мне просто нравится писать. Писать вообще, что угодно…
Ингл произнес это задумчиво, прислушиваясь к себе, что совершенно не походило на его обычные, быстрые и торопливые высказывания. На сердце у Найджела потеплело. Ему уже не хотелось держаться с этим маленьким человечком официально.
— А еще потому, что ты долго пытался попасть в армию, но каждый раз получал отказ по здоровью и в конце концов решил, что тебе ничего другого не остается, как загонять себя до смерти на ниве пропаганды.
Как истый англичанин, Брайан Ингл на какой-то миг окаменел, придя в смущение от такого интимного тона. Затем неожиданно растаял:
— А, вздор! То же самое можно сказать про каждого из нас. Нет, если уж говорить начистоту, у меня есть все, что нужно писателю, кроме главного — воображения. Любопытство, наблюдательность, трудолюбие, духовный настрой — все атрибуты налицо. Но я не умею придумывать. Поэтому я стал критиком, книжным обозревателем. А теперь сочиняю подписи под фотографиями: они дают мне идеи, будят фантазию. Мне остается только пройтись по канве разноцветными нитками.
Будь Найджел способен смущаться, теперь наступила бы его очередь. Но он давно привык относиться к людям, к их поведению с максимальной бесстрастностью, не примешивая сюда эмоций.
— Тебе нужно жениться, — сказал он, точно подводя итог.
Ингл снова замолчал, предавшись затяжному раздумью. Казалось, что он изучает вопрос во всех возможных аспектах, — об этом свидетельствовал отсутствующий взгляд его карих глаз. Впрочем, скорее всего он просто еще раз смутился.
— Ах, где ты, юность?.. — несколько загадочно ответил он наконец. — Не исключено, что ты прав. Беда в том, что у меня очень высокие требования к женщинам. Высокомерные интеллектуалы сказали бы: лучше относись требовательнее к своим рецензиям, — добавил он, скривив губы.
По-видимому, тут должны были последовать новые откровения; но в этот момент, словно от взрыва бомбы, распахнулась дверь и в комнату влетела Памела Финлей, помощница Найджела:
— Всем привет! Извините за опоздание, Стрейнджуэйз. Была у зубного врача. Фу, какая духота!
Она промчалась мимо Найджела, за ней со стола взлетели бумаги, и комната стала походить на воздушный коридор позади промчавшегося экспресса. Памела подлетела к окну и широко распахнула его. Стоя перед окном, она сделала несколько глубоких вздохов, завершив их парой гимнастических упражнений. Брайан Ингл в это время прыгал по комнате, собирая разлетевшиеся бумаги.
— Наверное, придется мне купить себе палку с гвоздиком на конце, как у уборщиков в парках, — добродушно заметил Найджел. — Мне всегда хотелось быть уборщиком в парке.
— Получите ваши листья, мисс Западный Ветер [3] , — с напускным смирением произнес Брайан.
— Мисс что?.. Ах, опять эти ваши интеллигентские штучки! Шелли, верно? Ага! Ладно, за работу!
В бешеном темпе, будто избавляясь от хитона, пропитанного отравленной кровью кентавра Несса [4] , она сорвала с себя пальто, плюхнулась за свой стол и с ужасом воззрилась на кипу бумаг перед собой.
— Мы с Брайаном говорили о женитьбе, — сказал Найджел. — По-нашему, знаете, по-интеллигентски.
— Ничего не выйдет, — решительно заключила мисс Финлей.
— О чем это вы?
— О перспективах Ингла. Он ей не нужен. И могу вас заверить, Ингл, вам просто повезло, что вы тоже ей не нужны. Поражаюсь, как это мужчины…
Побагровевший Брайан Ингл сгреб со стола Найджела свои подписи и фотографии и пулей вылетел из комнаты.
— От женской бестактности у меня просто кровь леденеет, — качая головой, заметил Найджел.
— Ай, бросьте! Почему это вы, мужчины, боитесь смотреть правде в глаза?..
Тут Памела Финлей окунулась в поток местной телефонной сети, демонстрируя свою знаменитую способность вести одновременно два разговора: