В обычном газогенераторе сразу происходят и горение, и восстановительные реакции, и пиролиз древесины. Я же решил разделить эти процессы. Потому как на КПД мне было начхать – дров более чем достаточно. Размеры меня тоже не волновали, мастерские стоят на месте. А вот возможность помимо газа получать еще и древесный уголь, а кроме него – еще много чего полезного, оказалась очень кстати. Так что основой моего генератора стала кирпичная печь, нагревающая трехсотлитровый бак с дровами, которые к концу реакции превратятся в древесный уголь. Из средней части бака выходила полуторадюймовая труба, изогнутая змейкой и охлаждаемая вентилятором. Тут конденсировалась древесная смола.
Из верхней части бака тоже имелся отвод, ведущий к дистиллятору с тремя рабочими зонами. В первой при температуре сто пять градусов конденсировался толуол. Вторая имела градусов девяносто, оттуда помаленьку тек раствор уксусной кислоты с добавлением бутилацетата. Наконец в последней зоне поддерживалась температура порядка семидесяти пяти градусов, там осаждалась смесь метанола с ацетоном. Газы же, пройдя все три дистиллятора, охлаждались настолько, что их уже можно было подавать в переделанный бензогенератор. Правда, качество газа получалось так себе, там было слишком много двуокиси углерода, поэтому движок развивал примерно треть своей паспортной мощности. Но нам этого вполне хватало. Именно этот завод в результате недельных усилий, произведя не меньше полуцентнера всякого брака, выдал винтовку, недавно одобренную дядей Мишей и только что подаренную Попаданцу. Я надеялся, что выход на плановую мощность не затянется больше чем на квартал, после чего наш арсенал начнет пополняться пятнадцатью – двадцатью винтовками в месяц.
Четыре ангара из тех же теплиц, что и на Хендерсоне, стояли у самого берега лагуны. Как уже говорилось, «Шаврушка» была готова. Второй самолет, двухпоплавковый бомбардировщик, в первом приближении тоже, но вообще-то, если по уму, его следовало немного переделать. Ибо я уже испытал его фюзеляж в режиме глиссера, с ветерком прокатившись по лагуне, и обнаружил весьма неприятную вибрацию моторамы. У копии же Ша-2 ничего подобного не было.
Она очень незначительно отличалась от первого экземпляра, и эти отличия заключались в моторах. Оные были сделаны на базе тех же китайских джи-иксов, но карбюраторы имели не переделанные родные, как в первый раз, а жигулевские. И они уже были перенастроены под работу на спирту. Мы не собирались мешать его со скипидаром, как российские умельцы, или с бензином и бензолом, как бразильцы. Ведь все это делается исключительно для уменьшения гигроскопичности топлива – вода отлично растворяется в спирте, вот он и сосет ее из атмосферы. То есть если вы перенастроите топливную систему своего автомобиля и зальете в бак спирт, то поначалу мотор будет работать прекрасно. Но на следующий день – заметно хуже, а потом и вовсе встанет. Потому как в топливе может быть уже до десяти процентов воды, особенно в местах с высокой влажностью воздуха. Но выход есть, и он очень прост – после каждой поездки досуха сливать спирт из бака в герметично закрывающиеся канистры, а перед следующей вновь его заливать. Такое абсолютно неприемлемо для автомобиля или мотоцикла, но вполне допустимо для самолета, в силу чего я решил не портить топливо всякими ненужными добавками, к тому же снижающими мощность. Кроме, разумеется, примерно полутора процентов касторки, которые в любом случае не помешают движку, созданному для наземного применения, но установленному на самолет.
После заправки бака дядя Миша занюхал рукавом, удовлетворенно крякнул и сообщил:
– Вещь! Ты и мне как-нибудь сделай спиртовые комплекты, переставить карбы я смогу сам, а гнать есть из чего и на Хендерсоне, и на Питкэрне. Кстати, у меня там бензина осталось не так уж много, неполные двести литров. Подбросишь? Дизеля пока не надо, его хватает.
Получив подтверждение, майор снял кроссовки, закатал штаны и прошлепал по воде до покачивающейся у самого берега «Шаврушки». Там опять обулся, запустил движки, и вскоре наш «борт номер два» ушел в свой первый, совсем короткий и низкий полет. За ним последовал второй, уже подальше и повыше. Потом третий, продолжавшийся минут пятнадцать и закончившийся посадкой на том самом лугу, про который у меня были сомнения. Когда я подбежал туда, дядя Миша прокомментировал:
– Отлично! Говоришь, прибавилось двадцать процентов мощности? Никогда бы не подумал. Совсем стала другая машина, просто сказка, а не аэроплан! Садись, покатаю, ему теперь и половины такого поля хватит для взлета.
– И меня не забудьте, я второй в очереди! – счел нужным напомнить Попаданец.
Вечером мы с майором и двумя его гвардейцами отправились в двадцать первый век. Пока я маялся с открытием мини-перехода на Хендерсон, потом ждал, пока к месту подплывет лодка с дежурным, чтобы вручить ему шест с кристаллом, дядя Миша написал несколько писем. Причем не электронных, а допотопных бумажных, в конвертах с марками. Из молодого поколения мало того что их уже почти никто не видел – так небось многие вообще не подозревают о наличии такого сервиса, считая, что связь может осуществляться только по Интернету или сотовому телефону. Мне предстояло проехаться в Тверь, где и бросить их в ящик на ближайшей почте.
В этих цидулях майор обращался к тем своим знакомым, которые, по его мнению, могли помочь с нелегальной продажей большого количества золота – естественно, в завуалированных выражениях, до конца понятных только отправителю и адресату. Потому как продать испанцам взятое у них же золото было бы неплохо, но что они за него могут дать? Их инструменты не выдерживают никакой критики, оружие еще хуже, ткани несуразно дороги и отвратительны по качеству, а корабли требуют экипажа такой численности, до которой всему населению Форпоста еще расти и расти. Хотя, конечно, на безрыбье и рак рыба, и в письме вице-королю содержалось и предложение о торговле, но мы решили все-таки сначала попытаться реализовать свои трофеи в двадцать первом веке. По дешевке, само собой, потому как хоть сколько-нибудь убедительно легализовать такое количество золота невозможно.
Правда, Попаданец заявил, что он может найти наши драгметаллы в виде клада, закопанного лично Стенькой Разиным на дне Волги, но у меня сразу появилось сильное подозрение, что в этом случае Саша мгновенно сядет по первой же попавшейся статье, а золото сначала якобы станет вещдоком, а потом тихо и незаметно растворится в неизвестном направлении. В ответ Матрохин напомнил мне про случай с кладом, найденным в каком-то питерском доме, и сказал, что озвученный мной вариант вовсе не обязателен, но мы все же решили сначала посмотреть, что получится у дяди Миши. Потому как безопасно найти можно несколько николаевских червонцев, зарытых на огороде прабабкой, или, в крайнем случае, небольшой серебряный сервиз каких-нибудь Нарышкиных. А попробуйте-ка отрыть, например, один из давно разыскиваемых кладов Чингисхана! И пискнуть не успеете, как придете в себя за решеткой, откуда, если сильно повезет, будете наблюдать, как вашу долю увлеченно делят посадившие вас, а потом ее у них отнимают вышестоящие. Но такой благостный вариант маловероятен – скорее всего, вы скончаетесь в камере в первую же ночь от острой сердечной недостаточности – она сейчас пользуется особой популярностью в диагнозах, – это если будете хорошо себя вести. А если плохо, то от побоев, которые сами же себе и нанесете.