Начинались сумерки, когда Мутный сошёл с поезда на платформе Лиелупе. Накрапывал дождь, и Ян Петрович поднял воротник пальто. Право, он поднял воротник и надвинул на уши шляпу только из-за дождя, а вовсе не для того, чтобы его труднее было узнать. Он шёл прямо через лес, неудобным, но самым коротким путём: лишь бы поскорее перехватить проклятого Строда! Оскользаясь на корнях сосен, увязая в зыбком песке, с иглами хвои, набившимися в ботинки, Мутный бежал, задыхаясь. Этот отвратительный тип, наверное, рыщет вокруг дачи! А может быть, нарушив приказ Мутного, разлёгся на диване в комнате Яна Петровича, уверенный в своей безопасности. Ян Петрович приостановился на углу своей улицы и осмотрелся: ставни дачи затворены, калитка на запоре. Нарочито не спеша подошёл к палисаднику на случай, ежели его кто-нибудь видит. Стукнула щеколда, звякнули стекла балконной двери. Если «Строд» уже здесь — он это непременно услышал.
Ян Петрович хотел было выйти во двор, чтобы снаружи оглядеть чердак: если что-нибудь подозрительное увидит он, то значит могли сто раз увидеть и другие. Но тут же подумал, что соседи могут заметить и его самого разглядывающим чердак. Все ещё нерешительно переступил порог столовой. Тут ему показалось, что за его спиной кто-то есть. Быстро обернулся и в испуге попятился: он не знал этого человека. Строд тут не один? Немедленно, как можно скорей выгнать этих людей!
— Отдайте ключ и немедленно вон! — резко проговорил он, как умел приказывать, когда сердился.
— Ваш ключ? — спросил незнакомец.
— Не валяйте дурака, — прикрикнул Ян Петрович совершенно так же, как сегодня утром на него самого цыкнул Строд. — Ключ!
— О каком ключе вы говорите?.. — спокойно спросил незнакомец и вдруг рассмеялся: — Ах, вот оно что: вы отдали ему ключ. — И сразу став серьёзным, также спокойно и твёрдо сказал: — Садитесь!
В третий раз за этот день ноги Яна Петровича отказались его держать. Зубы Яна Петровича ещё стучали по краю поданной ему чашки с водой, когда незнакомец, приготовив бланк, задал первый вопрос:
— Фамилия? Имя, отчество?
Ян Петрович будто и не слышал вопроса. Его расширенный взгляд был устремлён на бланк протокола, и в голове лениво толклась несуразная мысль: почему он розовый?.. Розовый бланк?!..
Прервав составление протокола, уполномоченный негромко сказал вошедшему из соседней комнаты сотруднику:
— Проверьте: снаружи дача должна казаться пустой, — и добавил, поглядев на понуро сидящего Мутного: — И полная тишина… Мы даже прекратим эту беседу.
Из этого Ян Петрович сделал вывод, что «Строда» ещё нет, и вздохнул с облегчением. Не потому, что он за него боялся, нет! С величайшей готовностью задушил бы он сейчас этого субъекта собственными руками. А просто Яну Петровичу казалось: не появись Строд — и улик против него, Мутного, не будет. Все окончится простым испугом. Если за минуту до того он был готов повиниться, — то сейчас, когда мелькнула эта надежда, решил молчать.
— Странное недоразумение, — начал было он, но уполномоченный только строго взглянул на него, и Мутный поспешно закивал головой и осторожным движением, будто даже оно могло нарушить тишину, отёр вспотевшие от страха ладони о брюки.
Квэп ещё издали, едва перейдя проспект Булдури, стал приглядываться к тому, что делается вокруг. Он прошёл мимо нужного поворота и непринуждённо зашагал к морю. Только оттуда, укрываясь за соснами, повернул обратно к даче Мутного. Уже начав было обходить участок, заметил в заборе заднюю калитку, выходившую на дюны. В неё можно было войти, оставаясь невидимым с улицы. Калитка была не заперта. Квэп остановился, прислушиваясь, и даже, как волк, понюхал воздух. Он не замечал этого движения. Оно было инстинктивным и со стороны выглядело странно. Внимательно, не переступая границы участка, пригляделся к затворенным ставням. В них было что-то, что ему не нравилось. Силился вспомнить: не был ли вон тот ставень в окне второго этажа отворён утром, когда он делал разведку. Почему же он затворён сейчас так же, как все ставни первого этажа? Ведь с утра на даче никого не должно было быть!.. Квэп отступил за сосну и терпеливо стоял, не шевелясь. Малейший звук, раздайся он на даче, был бы ему слышен. Но там было тихо. Как вдруг Квэпу показалось, что в сердечке, вырезанном в подозрительном ставне, что-то шевельнулось — едва заметно, на один короткий миг… Квэп сунул сжатые кулаки в карманы пиджака с такою силой, что треснул шов на плече: — Почудилось или?..
Он продолжал наблюдать. И вот теперь уже был уверен: в отверстии сердечком — человеческий глаз. Может быть, наблюдатель просто моргнул. Но этого было достаточно. Квэп отделился от укрывавшего его дерева и, пренебрегая необходимостью скрываться, — теперь это, очевидно, уже не имело значения, — зашагал к главному проспекту. Все ускоряя шаги, он, незаметно для себя, даже побежал. Из-за забора какой-то дачи его облаяла овчарка. Спохватившись, перешёл на шаг. На проспекте Булдури огляделся; слева, от военного санатория медленно двигалось такси; у стекла — зелёный огонёк. Квэп шагнул на середину улицы и поднял руку.
— Быстро!.. — приказал он, вскакивая в заднее отделение кабины.
— Если далеко, придётся заправиться, — предупредил шофёр.
— Заправимся двадцать раз. Нажимайте! — раздражённо приказал он сквозь стиснутые от нервного напряжения зубы.
— Тут ограниченная скорость, — невозмутимо возразил шофёр, не увеличивая скорости.
Из-за поворота, ведущего к вокзалу Лиелупе, показались двое прохожих. Они были пьяны и, не обращая внимания на сигналы шофёра, остановились посреди дороги. Один из них поднял руку, желая задержать машину.
— Не смейте останавливаться! — приказал Квэп.
Чтобы не сбить пьяниц, шофёру пришлось резко затормозить. Пальцы Квэпа впились в его плечо. Горящими от ненависти глазами он смотрел на покачивающегося перед стеклом машины человека. Тем временем второй пьяный рванул дверцу и без церемоний влез на сиденье рядом с Квэпом.
— Не снимайте рук со спинки, — проговорил этот человек неожиданно трезвым голосом. В то же мгновение второй пьяный очутился рядом с шофёром. Не ожидая указаний, шофёр дал газ и свернул к вокзалу, но на первом же уширении дороги развернулся и полным ходом поехал обратно к даче Мутного. Квэп молчал: он понял все. Мысли остановились. Только пальцы все крепче впивались в спинку переднего дивана, пока рука соседа, быстро обшарив его карманы, овладевала пистолетом.
«Вот и все…» — подумалось Квэпу. Он без сопротивления вышел из автомобиля и пошёл к даче по аккуратно окаймлённой настурциями дорожке. Особенно хорошо запомнилось то, что фасад дачи выкрашен в жёлтую краску, а ставни обведены коричневой и зелёной полосой… Ставни!.. Поднял взгляд ко второму этажу. Подозрительный ставень был распахнут настежь.
Когда защитник, назначенный Квэпу, ознакомился с делом, он понял, что Квэп виноват по всем пунктам предъявленного обвинения и адвокату придётся поломать голову, чтобы найти доводы для защиты. При всей уважительности роли защитника в состязательном процессе адвокат не испытывал удовольствия от необходимости доказать право на снисхождение для заведомого врага народа, страны, государства и мира. Поступками и мыслями Квэпа руководил теперь единственный мотив — животный страх. Страх вытеснил все, вплоть до разумных доводов самосохранения. В таком состоянии Квэп был меньше всего способен откровенно рассказать обстоятельства дела. А только так адвокат мог разобраться в политическом смысле и в психологической обстановке преступления. Быть может, тогда опытному адвокату и удалось бы отыскать что-нибудь, говорящее в пользу обвиняемого. Но Квэп молчал.