Небось, хозяева заявят, что руководители «Перконкруста» — «заевшиеся свиноводы». Зарубежные хозяева особенно любят напирать на то, что «свиноводы» обходятся дороже, чем стоят их услуги. А во всем президиуме «Перконкруста» нет ни одного человека, который имел бы иное отношение к свиньям, кроме того, что кое-кто участвовал в знаменитом «свином» параде. Это было в те времена, когда Карлис Ульманис казался им, членам «Угунс Круста», чересчур либеральным правителем. Они с завистью смотрели на эстонских молодчиков из Вильянди. Те могли гордиться: их гимназия дала миру такого корифея, как Альфред Розенберг!..
Да, было время! Айзсарги и угунскрустовцы воображали, будто сумеют навсегда утвердить в Латвии настоящий, стопроцентный фашизм вроде гитлеровского… И вот что из всего этого получилось!..
Квэп смотрел в окно. По стёклам, собираясь в тоненькие ручейки, сбегали дождевые капли. За окном виднелся просторный пустырь. Трава на пустыре была вытоптана. Там был устроен учебный плац охранного отряда, недавно сформированного Центральным Советом по заказу иностранного командования. Четырнадцатое по счёту формирование! Сначала был спрос на «транспортные» и «инженерные» роты, теперь — вот уже пятый раз — из «перемещённых» собран этот «охранный отряд». Прежние увезены отсюда. Они несут охрану порядка там, где хозяева не полагаются на команды бывших эсэсовцев.
«Хе-хе, бог даст, — думал Квэп, — помоги, господи, помоги!.. Молодчики, что шлёпают сейчас по мокрому плацу, сумеют когда-нибудь навести прежний порядок и в самой Латвии. В рядах команд не мало ребяток, прошедших школу в айзсаргах. Они староваты, но зато им не привыкать бить по шее и ставить к стенке бунтарей!
Раз, два!.. Раз, два!.. Левой!.. Левой!..»
Квэп с удовольствием притоптывал ногой, глядя, как обучаемые шлёпают по грязи на учебном плацу. Иностранный инструктор рубит ребром ладони: «уон, туу… уон, туу!..» В такт его движениям помощник инструктора громко выкрикивает: «Айнц… Цвай… Айнц… Цвай…»
«Да, голубчики, — думает Квэп, злобно сжимая челюсти. — Стоило водрузить красный флаг над Ригой, стоило левым попросить защиты у Москвы, — и вы уже вообразили, будто можете во всю глотку орать „свобода, свобода!“ Ан, приходится снова браться за обучение немецкому языку, чтобы понимать команду. Да, черт побери, мы ещё найдём управу и на вас и на вашу „свободу“: „айнц… цвай!.. айнц… цвай!“ Да, интересная штука это „колесо истории“! Но, черт с ним, пусть оно вертится, как ему положено, ежели из этого может получиться толк для Квэпа. А толк, как кажется Квэпу, должен выйти: кое-кто получит готовенькое войско. Только бы пустить эти „команды“ в дело. „Инженерные роты“ сумеют инсценировать красного петуха таких размеров, что зарево будет видно от Айнажей до Даугавпилса и от Вентспилса до Корсавы. Найдётся дело и для тех, кто, вроде Квэпа, прошёл школу у гитлеровцев в Бикерникском лесу и в „Саласпилсе“!..
Квэп потёр мясистые ладони больших рук.
— Найдётся работа… найдётся всем, голубчики!.. А вот кое-кому придётся и поплакать!.. — угрожающе пробормотал он и отвернулся от окошка.
Время мало подходило для приятных мыслей. Лежавший в кармане лист «Цини» обжигал бок. Нужно было придумать оправдание провалу Круминьша и Силса… Как-никак оба они — его подопечные. Чего доброго, придётся ещё мчаться во Франкфурт, чтобы замазывать дыры в треснувшем доме. Господа иностранцы, как всегда в таких случаях, начнут с угроз прекратить финансирование этих «свиноводов»!..
Квэпу казалось, что все было очень хорошо налажено: каждый человек, содержавшийся в лагерях для «перемещённых», давал главарям эмиграции ежедневный доход в шестьдесят пять центов за счёт одной только недодачи ему пайка. А продажа на сторону предназначавшегося «перемещённым» обмундирования из запасов «победителей»?! А торговля старыми инструментами, которые иностранные «друзья» вместо того, чтобы выкидывать на свалку, предоставляли «перемещённым» в качестве орудий труда?! И ведь все это было ещё не главной статьёй. Лучший доход составляли комиссионные, получаемые за каждого «африканца», то есть за «перемещённого», посылаемого на работу в Африку. В добавление к тому, что из собственного заработка завербованного причиталось главарям за «устройство» на работу, высокие комиссионные платили ещё и компании, получавшие дешёвую рабочую силу. Но основу жизни эмигрантской организации прибалтов составляли средства, даваемые иностранцами. Деньги отпускались на «тайную войну», которую вели организации эмигрантов, якобы державшие связь со своими подпольными ячейками в Советском Союзе. Другое дело, что все это было настоящей «липой». Никакого «подполья» в СССР не существовало. Нельзя же было считать подпольем несколько отщепенцев, по благости советского народа доживавших свой век в латвийском захолустье и втихомолку брюзжавших на новые порядки в Латвии. Подчас Квэп и сам не понимал, как могут его руководители не догадаться, что если бы так называемая «сеть» была опасна для СССР, то КГБ её давным-давно раздавил бы. Да и разве нужно было тратить столько хлопот на подготовку для засылки в советские пределы шпионов и диверсантов из числа «перемещённых», ежели бы они имелись в готовом виде внутри советских границ.
Но не в интересах Квэпа и других мастеров тёмного промысла, кормившихся вокруг эмигрантского корыта, раскрывать глаза своим заграничным хозяевам. Они старательно поддерживали иллюзии насчёт перспектив своей подрывной деятельности.
Однако Квэпу сейчас не до высоких соображений, да он и не был на них способен. Следовало подумать о том, как парализовать конкретную опасность, нависшую над его собственной головой из-за провала Круминьша и Силса.
А что если?.. Да, положительно — вот верная мысль: Круминьш и Силс должны быть уничтожены! Или точнее: один Круминьш. Силса нужно сохранить. Он ещё сделает своё. А Круминьша — убить! Убить непременно и поскорей!.. Ах, черт побери, старина Квэп может похвастаться: этот Кочан недаром сидит у него на плечах; убить, убить Круминьша.
Довольный собою, он вызвал по телефону Шилде и попросил доложить Пуксису-Легздиню о том, что желает сделать руководству важное сообщение. Шилде долго расспрашивал, о каком сообщении идёт речь, но Квэп держался крепко и ничего ему не открыл. Он знал, что стоит выдать план, и Шилде перескажет его Пуксису как свой собственный. Тогда он, Квэп, останется с носом — все выгоды придутся на долю Шилде. Нет, чёрт возьми, Квэп не даст объехать себя на кривой!
Квэп постучал в перегородку.
— Магда, завтрак! Со следующим поездом я уезжаю… И подай мою бутылку из кладовой…
— Опять напьётесь… — послышался недовольный голос из-за перегородки.
— Ты с ума сошла, девчонка! Кто же напивается, едучи к высокому, можно сказать, к высочайшему начальству. Только глоточек для храбрости. Чтобы слова не застревали в горле… Хэ-хэ!
Квзп толкнул дверь, вошёл в кухню и отвесил тяжёлый шлепок нагнувшейся к плите Магде. Это была девушка — вот уже третья за этот год, — взятая им из лагеря для выполнения обязанностей прислуги.
— Ну-ка, что ты придумала на завтрак?