Шилде не мог простить себе того, что не сумел помешать епископу отобрать лучших людей для «Доротеенфройде» — «обители десницы господней». Ланцанс не дал маху — наиболее способные ученики оказались в его школе террористов на Тегернзее. Теперь, когда Шилде нужно было организовать антисоветскую операцию, приходилось клянчить исполнителей у Ланцанса. А план представлялся Шилде великолепным: во время предстоящего республиканского праздника песни, когда на новой рижской трибуне соберётся хор из двенадцати тысяч участников — представителей всех районов Латвии, — произвести взрыв эстрады. Для этой операции не нужно много исполнителей: взрыв не должен быть большим. Подрыв устоев одних только трибун не будет замечен публикой. Трибуна рухнет, и в поднявшейся панике публика передавит сама себя. Трудно себе представить, чтобы такое дело не наделало шума на весь Советский Союз, не сняли бы с постов нынешних руководителей латвийского ЦК, Совета Министров и КГБ, не началась бы перетряска всего аппарата республики, которая неизбежно затормозит её развитие. С того момента, как эта идея пришла Шилде и оформилась в план, одобренный руководителями Центрального совета, Шилде ходил в приподнятом настроении. Руководителем и главным исполнителем диверсии будет находящийся в СССР Квэп. В помощь Квэпу даётся хорошо законспирированный Силс. Надо переправить в Советский Союз и Ингу Селга. Получив в помощницы Ингу, Квэп будет держать в руках Силса.
Нужно решить с Ланцансом вопрос о посылке за кордон Инги Селга.
— Ваше преосвященство, — с необычной для него почтительностью говорил Шилде, рисуя выгоды задуманной им диверсии, — эта акция не имеет примеров в нашей деятельности. В практике террора она явится новым словом. Пустяковым взрывом мы уничтожим несколько тысяч человек. Половину чести мы отдадим церкви и лично вам, епископу Ланцансу.
— Но, мой дорогой Шилде, — столь же ласково ответил епископ, мысленно взвешивая все за и против предложения, — эта акция будет неизбежно разоблачена. Следственные органы непременно обнаружат, куда ведут нити. Они придут к нам.
— А что в этом плохого?! — с воодушевлением воскликнул Шилде. — Они покажут пальцем сюда на этот клочок Западной Европы. И вот ещё один репей в хвост голубю мира! Пусть-ка господа советские миротворцы попробуют пройти мимо того, что здесь, на земле этого государства, создаются заговоры, стоящие жизни тысячам их людей! Это же хорошая бутыль бензина в ворох взаимной неприязни Западной и Восточной Германии.
Ланцанс слушал, вытянув губы и звучно прихлёбывая из чашечки горячий шоколад. Он любил этот напиток. Нигде не готовили его так хорошо, как тут в кафе «Старый король». Взбитые высокой шапкой сливки и ваниль придавали напитку особый аромат. Такого вкуса никогда не могли добиться его экономки — ни прежняя в Риге, ни нынешняя в Любеке. Смешно сказать: шоколад тот же, те же, вероятно, сливки, а вот поди — ничего общего с прелестью, дымящейся перед ним здесь уже в третьей чашечке, поданной кельнершей! Или имеет значение то, что у этой кельнерши такие очаровательные розовые пальчики с отточенными ноготками? Такие лукавые глазёнки и с шиком приколотая к белокурым локонам корона из накрахмаленных кружев?.. Епископ искоса поглядывал на кельнершу, ещё слаще причмокивая губами, в полуха слушая Шилде. Епископ давно уже понял, чего хочет этот хитрец, и приготовил свои возражения.
— Милый мой господин Шилде, — проговорил он, соблюдая все тот же тон ласковой благожелательности, — девы и молодые мужи, достойные стать перстами господними в святом деле искоренения коммунистической скверны, представляют достояние церкви. Мы не можем ими швыряться. — Ланцанс состроил глубокомысленную гримасу: — На их обучение затрачены средства и… на главах их благословение святейшего отца.
— Надеюсь, — проговорил Шилде, подавляя усмешку, — что столь высокое благословение поможет девице Селга выполнить миссию, какую мы намерены на неё возложить. Оно поможет и нам сохранить в целости и сохранности этот живой инвентарь его святейшества. Вы только выиграете: мы берём на себя труд переправить Ингу в Советский Союз без хлопот для вас.
— А знаете что, дорогой Шилде, — оживился вдруг Ланцанс. — Может быть, мы с вами сами себе создаём лишние трудности: не кажется ли вам, что для натянутости между Востоком и Западом вовсе нет надобности лезть в Советы и затевать там невесть какие диверсии. Ведь достаточно было бы нескольких террористических актов в Федеральной республике и по ту сторону Эльбы, чтобы чёрная кошка была бы пущена между Западом и Востоком. Кое-кто, правда, болтает, будто прошли времена, когда головы правителей ценились выше мира народов, но мы думаем иначе.
Шилде отрицательно замотал головой. От возбуждения он даже привскочил на стуле:
— Упаси бог, епископ, когда-нибудь подать подобную мысль геленовцам. Они ухватятся за неё, и мы останемся в дураках. На кой черт будем вмешиваться мы, латыши, если дело пойдёт внутри Германии — Восточной или Западной, — всё равно? Наши шансы на субсидии именно в том, что мы — специалисты по России. Как только вы ограничите сферу деятельности Германией, — вы банкрот. Гелен сам не прочь получить деньжат из рук хозяев. Господь с вами, молчите и молчите!
Ланцанс, оживившись было от мысли, показавшейся ему удачной, увял.
— Видит бог, как мне хочется вам помочь, но ведь мои люди — божьи люди, — кисло проговорил он. — А переправа их в СССР сопряжена с опасностью для жизни…
Шилде грузно уселся в кресло не напротив Ланцанса, а рядом с ним и фамильярно обнял его за плечи.
— У нас большой опыт и много шансов на то, что ваш живой товар… то бишь инвентарь, будет цел. — Он так приблизил рот к большому уху епископа, что торчавшие из этого уха волосы защекотали ему губы. Шилде брезгливо отстранился и даже выпустил из объятий плечи Ланцанса.
Ланцанс отодвинул опустошённую третью чашку и, полузакрыв глаза, откинулся на спинку кресла. Ему доставляло удовольствие, что Шилде, обычно такой наглый и самоуверенный, упрашивает его. По-видимому, девица Селга нужна ему до зарезу. Коль скоро Шилде сам набил ей такую цену, надо содрать за неё подороже.
Кончилось тем, что девица Инга Селга — под кличкой «Изабелла» была уступлена под денежный залог, вносившийся епископу Ланцансу.
— И не какими-нибудь вестмарками, дорогой Шилде, а в долларах, — подчеркнул Ланцанс. — В долларах!
После этого несколько времени Ланцанс сидел в задумчивости. Он отогнул утолок шторки и поглядел на улицу. Мысли вертелись все вокруг того, сколько усилий нужно затратить, чтобы пропихнуть одного человека в страну, где когда-то он и его друзья были хозяевами! И какие опасности преследуют там его людей на каждом шагу!.. Стоит ли подвергать этим опасностям Ингу? Разве мало в его распоряжении других девиц?.. Почему Шилде так настойчиво требует именно Ингу? — Ланцанс подозрительно покосился: нет ли в глазах Шилде чего-нибудь… такого?.. Чего-нибудь, что говорило бы, что Шилде выпрашивает Ингу вовсе не для посылки за кордон, а для… Да, для того, чтобы оставить её здесь, у себя?.. Если так, то у Шилде губа не дура! За счёт Совета купить себе такую девчонку!.. Но тогда чем он сам хуже Шилде? Почему не оставить Ингу себе?..