— Ищи же, черт побери! Мы не уйдём, пока не найдём того, что она писала.
А Инга спокойно сказала, обращаясь к Хеннеке:
— Пожалуйста, выдерните штепсель, а то может распаяться чайник.
Час обыска не дал ничего. Тюремщик, ругаясь, пошёл прочь.
— До приезда Макса не велено их трогать, а то бы я вытряс из неё записку вместе с душой, — сказал он следовавшему за ним Хеннеке.
— Где запропастился этот Макс? — недовольно проворчал Хеннеке.
— Наверно, не ладится что-нибудь с документами для переезда демаркации, — ответил старший. — Эти «восточные» смотрят теперь в оба. С липой не суйся.
— Кончится тем, что нас тут накроют, как крыс в мышеловке, — продолжал ворчать Хеннеке.
— Но, но! Без нервов, пожалуйста!.. Это убежище законспирировано так, что можно жить хоть год — полиции в голову не придёт сюда заглядывать…
Дверь за ними, наконец, затворилась, и Инга слышала, как оба спустились в нижний этаж. В первый раз за время этого вынужденного путешествия и плена Инга пала духом. Она опустила голову на подушку и крепко сжала зубы, чтобы удержать слезы.
Было раннее утро, когда Инга проснулась от шороха у двери. Первые лучи солнца золотили узкую полоску на потолке комнаты. В полумраке комнаты она узнала Хеннеке. Он шёл на носках. Под его шагами едва слышно поскрипывал пол. Инга с удивлением увидела, что указательный палец Хеннеке прижат к губам в знак необходимости соблюдать молчание. Он жестом предложил ей встать и отвернулся, пока она одевалась. Инга сама не знала, почему она безропотно выполняет эти молчаливые приказы. Но, следуя им, она так же неслышно, держа в руках туфли, спустилась следом за Хеннеке и вышла в садик. Утренний холод заставил её съёжиться. Хеннеке был уже у калитки, когда она ступила на холодный гравий дорожки. Скрип её собственных шагов показался ей невероятно громким, и она невольно почти бегом преодолела расстояние от крыльца до ограды, словно от этого гравий меньше скрипел.
— Явитесь в первый попутный полицейский пост, — поспешно проговорил Хеннеке, отпирая калитку. — Скажите пароль «Спасение в возвращении на родину», укажите ориентиры этого дома…
Прежде чем он успел досказать, Инга увидела сбегающего с крыльца старшего немца. В его руке был пистолет. Выбегая на улицу, Инга услышала один за другим два слабых хлопка, словно стреляли из духового ружья. Мимо головы у неё зыкнула пуля. Инга видела, что Хеннеке упал. Падая, он загородил дорогу бежавшему от дома тюремщику. Больше Инга ничего не видела и не слышала, потому что, едва успев сделать два шага за ограду, была сбита проезжавшим автомобилем.
Первое, что Инга увидела, очнувшись, были большие часы на стене. Она глядела на них, силясь объять случившееся. Если бы взгляд её, медленно передвигаясь, не дошёл до застывших у другой стены вахмистров Народной полиции, она, может быть, долго ещё не вспомнила последних слов Хеннеке: «Спасение в возвращении на родину». Инга машинально повторила пароль и запнулась. В глазах её отразился испуг: Хеннеке не успел назвать ориентиры дома.
Шофёр, доставивший сбитую Ингу в больницу, тотчас скрылся, по-видимому, опасаясь ответственности. Никто не мог указать места, где она была сбита. Аппарату Государственной безопасности, который уже несколько дней разыскивал притон геленовцев, предстояла нелёгкая задача: найти дом, где остался Хеннеке с одним из людей Гелена и с пленённой Вилмой. Оставались только ориентиры, какие могла восстановить сама Инга. Эти предметы распадались на три категории: определяющие путь, каким везли похищенных, указывающие местность, где расположен дом-тюрьма, и, наконец, указывающие сам этот дом.
Признаки дороги: заправка бензином неподалёку от города Цвикау; зарево домен у Карл-Марксштадта; выезд на автостраду вскоре после Карл-Марксштадта; ухаб в Бергхейде; после того несколько поворотов влево на небольшом расстоянии один от другого.
Признаки места, где держали похищенных: аэродром, куда самолёт приходит в шесть утра и откуда улетает в шесть вечера; кирха с часами на таком расстоянии, что только-только слышен их бой; регулярные концерты, очевидно в саду, где во вторник исполняли увертюры к Тангейзеру и Летучему Голландцу Вагнера; болото или пруд с лягушками.
Признаки дома: высокий забор вокруг сада; посреди сада клумба, засаженная красными цветами; флюгер на крыше, изображающий человечка с флагом в руке; в обстановке мезонина: железная кровать, маленький стол и стул со сломанной ножкой; посуда: сковорода с ручкой, держащейся на двух диагонально расположенных заклёпках; тарелки с путаным синим вензелем и кружки с таким же вензелем; одна из них — с отбитой ручкой.
Итак, вопрос с дорогой был ясен до «Бергхейде». Раз больше выездов на асфальт не было, значит, машина не вышла за пределы Фюнстервальде. Первым признаком местности должен был послужить аэродром гражданской авиации, куда самолёты приходят в пределах 6 утра — 6 вечера. Однако такого аэродрома во всем районе не оказалось. Имелась одна запасная посадочная площадка, но она была заброшена, и самолёты гражданской авиации на ней не садились. Между тем Инга продолжала утверждать, что именно в шесть утра самолёт шёл на снижение, а в шесть вечера набирал высоту. На этом Инга настаивала. Пока пытались установить истину в этом пункте, статс-секретариат безопасности устанавливал, в каком общественном саду, расположенном в трапеции Бергхейде — Фюнстервальде — Доберлуг — Оппельхайн духовой оркестр исполнял во вторник прошлой недели увертюры Вагнера. Это должно было послужить первым ориентиром для поисков в более узких пределах. На поверку оказалось, что таких садов имеется три и во всех трех именно во вторник на прошлой неделе исполнялся Вагнер, в том числе его увертюры к Тангейзеру и к Летучему Голландцу. Это объяснялось тем, что вторник был знаменательной музыкальной датой — годовщиной Вагнеровских концертов в Байрейте. Таким образом, и этот признак оказался непригодным для определения места.
Но если невозможно было установить, какой из концертов Вагнера был слышен Инге, то решили выяснить, откуда она слышала лягушечьи концерты большой силы. Два десятка мотоциклистов и велосипедистов рассыпались по району и вскоре отыскали болотце, расположенное к югу от Нехесдорфа. Если это было верно, то район поисков суживался уже до сравнительно небольшого треугольника Бергхейде — Нехесдорф — Дойч-Сорно. Инга вместе с чинами секретариата и в сопровождении Кручинина, получившего разрешение участвовать в поисках, несколько раз объехала вокруг болота, стараясь как можно точнее определить характер кваканья, как он ей слышался из заточения. Исследователи постепенно увеличивали диаметр кругов у озера и пришли к выводу, что дом с флюгером находится к северу от болота. Действительно, когда Инга углубилась в этот ещё более сузившийся треугольник, приближаясь к Нехесдорфу, до неё донёсся тот самый бой часов на кирхе, какой она слышала с мансарды. Правда, теперь удары часов были более чётки, — их не заглушали стены дома, но это был тот же самый звон дребезжащего, словно треснувшего колокола.