Конечно, путешествие наше могло оказаться пустой тратой времени. Мы даже не знали толком, что же мы хотим отыскать. Мне все более нелепой казалась мысль, что душа какого-то там Педаченко вот так запросто вселилась в одного из нас и превратила его из вполне нормального человека в маниакального убийцу. Мне как-то привычнее было сознавать, что у каждого убийства есть мотив. И я упорно искала мотив для трех убийств. Но слишком уж они были разными. Жертвы, я имею в виду. Вот их уже три – и по-прежнему никакой связи. Так что же, все-таки виноват призрак? Но ведь и у призрака должен быть мотив, разве не так? Я мечтала разобраться во всем этом и в то же время боялась. Моя бабушка говорила: «Запуская стрелу в небо, обязательно оглянись, чтобы убедиться, что она не торчит у тебя в спине». С некоторых пор я склонна была доверять старшим…
Остров выглядел неправдоподобно красиво. Расположенные на крошечном клочке суши часовни и церкви даже без реставрации представляли собой удивительно гармоничное зрелище. Блестящие в солнечных лучах позолоченные кресты жарким огнем горели на фоне голубого неба. Каменная резьба, как ажурное кружево, застывшее много веков назад, меняла цвет от кремового до кроваво-красного. Со стыдом признаю, что понятия не имею о том, кто возвел такое чудо на ничем иным не приметном острове, но в одном он преуспел – создал вечное напоминание живущим на земле о красоте и гармонии, радующих сердце и излечивающих душу.
Фамилия Лебединская удивительным образом шла Валентине Ивановне. Увидев ее статную фигуру, спокойное лицо и внимательный взгляд карих глаз, я словно бы почувствовала себя под ее защитой и стала даже меньше вздрагивать от диких воплей, оглашающих гулкие коридоры лечебницы. Впечатлительная Наташка, жавшаяся ко мне, вся как-то съежилась, затравленно озираясь при каждом звуке.
– Даже не знаю, чем смогу вам помочь, – задумчиво проговорила Валентина Ивановна, первым делом усадив нас на видавшем виды диванчике в своем кабинете и угостив горячим морсом из клюквы.
– Вы только ответьте на один вопрос: архив больницы сохранился? – спросила я с надеждой.
– Насколько мне известно – да. Но ведь сколько лет прошло! Переезды, перестройки… Подтопляло вот нас прошлой весной, да и мыши могли погрызть. Старый архив в подвале хранился, а их там пропасть.
– Как же так? Это ведь документы!
– Все документы имеют свой срок давности. Умер человек, и кому его болезни интересны? Конечно, никто не собирался их выбрасывать – мало ли что, – но и следить за ними по-настоящему было некому. С тех пор как Тит Валерьяныч умер, бумаги так и перекладывали с места на место, не распаковывая.
– Значит, надеяться нам не на что, – грустно сказала я. – Ну что же, все равно спасибо.
Мы с Наташкой поднялись, чтобы отправиться в обратный путь.
– Подождите! – окликнула нас Лебединская обрадованно. – Пахомыч – вот кто вам нужен. И как я могла забыть?
– А кто это? – спросили мы в один голос.
– Да как вам сказать… – замялась женщина. – Сейчас он что-то вроде местной достопримечательности. Ему уж за семьдесят, может, и все восемьдесят, точно не знаю. Раньше он у Тита Валерьяныча в учениках был, потом архивом заведовал, но сейчас вроде как не у дел. Все, что нужно, занесено в компьютер, и его должность ликвидировали. Врачи, когда надо что из архива поднять, сами все по компьютеру находят. А Пахомычу просто деваться некуда, он здесь давно уже. Тут такая история… Дочка его у нас содержалась.
Это слово – «содержалась» – резануло мне слух. Была в нем какая-то безнадежность, сразу расставляющая все на свои места. Содержалась, а не лечилась, сказала Лебединская. Значит, положение было безнадежным. Я почувствовала сочувствие к неведомому Пахомычу.
– Дочка его помешалась, когда ее жених прямо в день свадьбы бросил, – продолжала между тем Валентина Ивановна. – Совсем ума лишилась. Набросилась на соперницу, чуть не порешила ее при народе. Судить ее хотели, да поняли, что не в себе она, умом тронулась. Так и попала она к нам, а с ней и Пахомыч. Лет двадцать она здесь прожила, отец все надеялся, что поправится. Не случилось, не дал господь… Эту историю все у нас знают, вот и жалеют старика. Только он жалости не приемлет, гордость не позволяет. До сих пор помогает чем может. То там, то тут пригодится. Для своих лет он мужичок хоть куда – и руки, и мозги в порядке.
Лебединская тепло улыбнулась.
– Думаете, он сможет отыскать нужную историю болезни в такой неразберихе? – усомнилась я.
– Все может быть. Тут уж как повезет. Если дело вашего Педаченко хоть чем-то выделялось, точно отыщет. Он половину историй болезней наизусть знает. Хобби у него такое.
– А зачем это ему? – поинтересовалась Наталья.
– Это он от Тита Валерьяныча заразился. Я-то его уже не застала, но, рассказывают, прелюбопытнейший человек был и память имел отменную. Ну чистый компьютер. Когда у Пахомыча с дочкой несчастье случилось, у него свой интерес появился – все мечтал он найти способ вернуть дочке разум. Пахомыч и по сей день уверен, что прежние врачи лучше лечить умели. Не химией да уколами, а сердцем и опытом. Вот и искал. Двадцать лет искал, да не успел.
Предстоящая встреча с легендарным Пахомычем меня немного пугала. Возраст как-никак. Но боялась я совершенно зря. Таких быстрых, пронзительных глаз я не встречала даже у молодых. Пахомыч выглядел не то чтобы моложе своих лет, но каким-то крепким, вроде как двужильным. Никакой тебе старческой дряхлости, немощи, слабости. Даже морщины, изрезавшие его лицо, выглядели упругими, словно резиновыми, и ничуть его не портили. Забрав у старика дочь, господь – то ли в отместку, то ли в награду – как будто подарил ему вторую жизнь. Пахомыч словно был выточен из цельного куска хорошего дерева, которому ни червь, ни тлен не страшны. Понравился мне и его голос, чуть надтреснутый, но сильный и бодрый.
– Ну что, пичуги, притихли? – спросил он, поглядывая на нас искоса. – Говорите, зачем я вам понадобился? Валя тут такого туману напустила, говорит, будто вы вроде частных сыщиков. Правда, что ли? Только не слыхал я, чтобы такие пигалицы в следователях ходили.
– Мы не сыщики, просто разобраться хотим в одной истории. Следы ведут в вашу больницу, и вся надежда на ваш архив.
– Вот оно как… – протянул старик, потирая крепкими прокуренными пальцами колючий подбородок. – Ищете кого-то из наших клиентов, правильно я понял?
– Да. Он был клиентом этой клиники. Только давно. Больше ста лет назад. Он умер в тысяча девятисотом, – пояснила я.
– Ты имя назови, фамилию. Чего ходишь вокруг да около? – потребовал Похомыч.
Старик каким-то образом почувствовал, что я не решаюсь произнести вслух это имя. Почему-то теперь, когда разгадка оказалась совсем близко, я страшилась узнать правду.
– Что ж вы молчите, девчата? Иль передумали?
Наташка вопросительно взглянула на меня, словно спрашивая совета. Я пожала плечами и произнесла – как в воду нырнула: